О, я уже опаздываю! хмыкает Солюс, тыча пальцем в часы, на которых без пяти минут двенадцать, Прошу извинить, сэррр, что не могу остаться на праздник, но слово джентльмена дано, вы, как благородный, должны понять!
Хватит тут капать ядом, кривясь от соли внутри и снаружи, говорю я, Катись чертям и там упейся! Нам с Фели и так будет хорошо. Когда-нибудь.
Старик неспешно уходит, прихрамывая, довольный как слон. Специально ведь тянул время, чтобы уйти перед самой-самой полночью. Сволочь. Остаемся вдвоем, я и мой гримуар, висящий перед диваном с раненным, но несломленным поедателем соленых розовых яблок.
Фели, что завтра будет? слабым голосом спрашиваю я книгу.
А? та определенно погружена в мысли, отвечая рассеянно, Да ничего особого, Юджи. Просто съездим в один город, там подпишешь пару бумаг, тебе выдадут кристалл взрослого, запишут в книги поживем немного, дождемся ответа из Парижа. Тебе должны увеличить содержание раз, эдак, в двадцать, и выделить особняк. Где-нибудь. А там будем жить дальше
Раз в двадцать подпрыгиваю на месте я, тут же издавая стон боли, Это же!
Юджи, не отвлекай меня, внезапно холодно говорит моя единственная верная подруга и спутница жизни, Не сейчас. Помолчи.
Пораженно молчу. На часах почти двенадцать, но это внезапно становится полной фигней. Что с ней Фелиция всегда была на моей стороне, она, можно сказать, была для меня хоть каким-то заменителем нормальной семьи! Я, конечно, часто задумываюсь, откуда я знаю или чувствую, какой должна быть нормальная семья или, к примеру, что Солюс Викардо всегда меня не мог терпеть, но гримуар? Мой гримуар Отдает мне указания
Сейчас С тем же успехом пистолет мог бы отказаться стрелять, а нож резать хлеб!
Чт слова застревают у меня на языке, когда часы бьют полночь. С первым же их ударом обложка моей книги вспыхивает языками черного и фиолетового пламени. Точно таким же, сразу, буквально через секунду, загораются многочисленные колдовские знаки на стенах, паркете и даже потолке нашего дома! Везде! Что это
Сим объявляю! громко и звучно проговаривает висящий в воздухе гримуар, О закрытии малого контракта между мной, гримуаром Горизонта Тысячи Бед и
Она произносит имя, которое я не могу услышать, понять, разобрать хотя бы слово. Этот набор звуков, он очень странный, он зовёт меня, он и есть я. Изо рта вываливается кусок просоленного розового яблока, но это последнее, что я чувствую перед тем, как всё вокруг, и моё
сознание тоже, поглощает взбурлившая тьма, набросившаяся на меня из знаков. Нечто огромное, всезнающее, холодное и абсолютно безжалостное надвигается на меня оттуда, поглощая, как пасть кита поглощает безмятежную икринку криля.
Это длится секунду, а может быть, целую вечность. Скорее первое, нежели второе, так как я прихожу в сознание быстрее, чем выпавший изо рта кусок достигает пола.
Жизнь. Жизнь странного и не очень умного мальчика, все его восемнадцать лет проносятся у меня перед глазами. Неправильный ребёнок, неправильное взросление, паче того неправильное восприятие. В разуме Юджина Соларуса были лакуны, заполненные знаниями, которые он не должен был иметь в силу возраста. Он с самых ранних лет понимал подоплеку слов и настроений окружающих на уровне, совершенно недостижимом для детей. Мог разрабатывать планы и схемы, очевидные для взрослого, но недоступные для юнцов. Умел работать со своим временем и вычленять из разговоров окружающих интересующие его детали
и ему было скучно. Душно жить день за днём в небольшом доме, с человеком, который относится к нему как к тюремщику и сам пытается вести себя также. Скучно общаться с книгой, обожающей болтать о пустяках, но никогда не раскрывавшей тайн ни своего прошлого, ни знаний, содержащихся в ней. Деревенские, воспринимающие Соларуса Юджина как бедного (а значит, бесполезного) аристократа, дистанцировались от ребенка. Все, за исключением детей и подростков, постоянно подбиваемых им на шалости и проказы.
Но. Он воспринимал это нормальным. Он жил, получая от жизни максимум, несмотря на общую обструкцию и сплошные недоговорки среди самых близких ему существ. А что сейчас? И почему он? Он это я?
Я это он?
Странно. Получать от жизни максимум? Какая нелепица. Скучающий деревенский олух, ворующий ради развлечения, устраивающий каверзы и спящий со сколькими женщинами? Хм. С пятью. Да так, что они друг о друге не знают. Ну хоть что-то, пусть и мелочи.
Встаю с дивана. Потягиваюсь, ощущая дискомфорт в плечах и ниже. Легкий зуд, который воспринимался минутой назад как жгучая боль, которую едва можно терпеть. Никакой закалки. Отвратительно. Мизер знаний, манер, такта, умений. Совсем не то, на что я рассчитывал, заключая контракт с ах да.
Гнев накатывает ледяной всесокрушающей волной, когда я вижу молчаливо висящую посреди комнаты книгу в железном переплете, на котором умирают языки черного и фиолетового пламени. Всё из-за неё. Она во всём виновата.
Фелиция Краммер дель Фиорра Вертадантос, медленно проговариваю я, чувствуя, как с языка срывается та же ледяная ненависть, которой сочится каждая пора моего тела, Вот мы и встретились снова, тварь