Проговорив заклинание, я вылил остатки крови на мальчишку. Сосредоточенный на обряде, я лишь сейчас заметил, что уже совсем стемнело.
Когги милостивая, прими жертвенную кровь лошади из дома Эспена и даруй ему исцеление. Пусть с восходом солнца будет он здоров.
Я опустился на колени возле парня и дождался, пока погаснут костры. Когда от них остались лишь багровые угли, на поляну вышел Ормар.
Ты знал, что этот обряд дозволено проводить лишь жрицам Когги? Вместо приветствия спросил он.
Глава 19
И что, теперь не сработает? отозвался я.
Свою часть ты сделал правильно. И судя по тому, что ты взялся проводить обряд, рана тебя не беспокоит.
Почти.
Это хорошо. Ормар шагнул ближе, сверкнув глазом. Потому что на рассвете мы уходим из Яггхюда.
Я устал. Нужно хоть немного поспать.
В дороге отоспишься.
Расспрашивать Ормара смысла не было: пожелай он рассказать, к чему такая срочность, уже бы это сделал. Всё же было у них с мудрейшей Гутлог много общего. И оба умели взбесить своей немногословностью. Но сейчас у меня не осталось сил даже на то, чтобы как следует разозлиться.
Начертатель кивнул на Эспена.
Уже можно забирать его домой. Ормар свистнул, подражая птице, и из тени деревьев на поляну вышел Конгерм. Не нужно звать сюда лишних людей. Мы сами отнесём его.
Я вздрогнул. На миг мне показалось, что глаза Конгерма эти жуткие птичьи глаза светились в темноте. Но после того, как я моргнул, наваждение ушло. И всё же странным он был, этот Птицеглаз. Я не расспрашивал его о дружбе с Ормаром, но мне думалось, что они уже были знакомы до того злосчастного боя в лесу, где я получил ранение. И знакомы очень хорошо.
Конгерм присел возле Эспена, откинул с лица мальчишки волосы и прикоснулся ко лбу. Нахмурился. Прикрыл глаза и дотронулся до его шеи.
Эм.. Парень это Того, тихо проговорил Птицеглаз. Мертвее мёртвого.
Я застыл с выпученными глазами и открытым ртом, не веря ушам. Метнулся к мальчишке, оттолкнул Конгерма, прислонил ухо к груди Эспена. Надеялся услышать стук сердца, почувствовать слабое дыхание. Но Птицеглаз оказался прав: жизнь покинула моего маленького друга.
Ты же сказал, что я сделал всё правильно! стараясь унять дрожь в голосе, обратился я к наставнику. Ты был уверен?
Да.
Но почему тогда
Ормар дотронулся до измазанного остатками крови ведра.
Когги не приняла жертву, ответил он.
Что же ей не понравилось? Я кричал так громко, что, казалось, меня могли услышать и в деревне. Перепуганные птицы срывались с ветвей и летели прочь от поляны. Ей отдали последнюю лошадь! Я вложил душу в каждое слово, я отдал все силы, я
Ормар позволил мне излить горе. Не перебивал, не требовал заткнуться. Лишь молча затоптал костры и поднял ведро, пока я вымещал ярость на выжженной земле.
Тебе придётся сообщить старосте,
напомнил он, когда я перестал молотить кулаками траву.
Знаю.
Это тоже часть обряда. Так нужно.
Знаю, волк тебя сожри! огрызнулся я.
Ормар отвесил мне оплеуху. Я пошатнулся, но не стал бить в ответ.
Уйми гнев, Хинрик, строго сказал учитель. Твоей вины нет в том, что мальчик умер. Так случается. Иногда боги не принимают подношений и отказываются помогать.
Почему? Почему Когги отказала? Эспен не был проходимцем. Он добрый парень Был добрым.
Вернёмся в деревню и ты узнаёшь причину. Обещаю тебе. Голос Ормара слегка потеплел. Начертатель протянул руку и помог мне подняться. Сперва нужно закончить начатое и вернуть мертвеца его семье. Таков порядок.
Я обречённо кивнул. Нет, я не боялся гнева Асманда и его обещания убить меня. Я был раздавлен потерей друга. Почему каждый раз, когда я хочу сделать чтото хорошее, выходит только хуже? Что за проклятье я ношу на себе? И как от него избавиться, чтобы перестать причинять боль и страдания другим?
Все эти вопросы я проглотил и запретил себе озвучивать. Не было в них смысла, ибо ответов мне всё равно никто не даст. Не здесь, не сейчас. Лишь боги откроют причину, но время для откровения выберут сами. Ормар был прав: я должен был достойно закончить дело, которое начал. Для этого требовалось собрать в кулак остатки воли и силы духа.
Мы с Конгермом подняли носилки с Эспеном и направились к деревне. Ормар нёс ведро и факел, освещая нам дорогу. Шли молча. Я старался не глядеть на мертвеца, всё ещё веря, что его убила какаято моя ошибка. По Птицеглазу, как обычно, нельзя было понять его мыслей и чувств. Даже вступая в разговор, он всегда держался настолько отрешённо, что, казалось, в мыслях был гдето далеко отсюда. Сейчас он просто молчал, а я пялился на его спину и судорожно думал, как теперь объясняться с Аник. Как сказать девице, что ее брат, ее единственная отдушина и радость в отчем доме, больше никогда не вернется? Я переживу утрату. Не первая, не последняя. Но Аник придется понастоящему туго.
Староста встретил нас у ворот. Во дворе витали ароматы жареного мяса стыдно признать, но я ужасно хотел есть после обряда.
Ну что? спросил Асманд, когда мы внесли носилки.
Ормар жестом велел нам положить Эспена на землю. Конгерм тут же кудато исчез лишь краем глаза я заметил, что он скользнул за ворота владений старосты и исчез в тени деревенской улицы. Винить его было не в чем: мало кто захотел бы присутствовать при грядущем разговоре. Ормар остался и кивнул мне, приказывая говорить.