Но сотрудник отдела кадров оказался непреклонен.
Мы не хотим привлекать к себе внимания, объяснил он, у нас маленький городок. Ты сделал глупость и, возможно, даже сожалеешь об этом. Но наши покупатели и поставщики весьма щепетильны в подобных вопросах. Никому не хочется оказаться в центре скандала.
Меня уволят? Дима прекрасно знал ответ, но хотел услышать его лично, без недомолвок и домыслов.
Нет-нет. Тебя не уволят. Ни в коем случае. Мы же не звери какие-нибудь. Мы просим тебя написать заявление по собственному желанию.
Что по сути являлось одним и тем же. Даже
хуже. Компания выставляет все так, словно сумасшедший парень не остановился на достигнутом и катился дальше по наклонной дорожке вниз. В пучину собственного безумия.
Он написал заявление. Выбора ему не оставили. Сотрудник отдела кадров заверил, что Диме выплатят неустойку в размере двух окладов в течение трех рабочих дней.
У нас все по закону, улыбался он, выставляя Диму за дверь.
А вернувшись домой, парень увидел, что его входную дверь измазали дерьмом. Не просто навалили под дверь, а растерли вонючую массу по полотну и ручке. Кто-то явно делал это с удовольствием или с ненавистью. Что было равноценным. Люди всегда получали удовольствие, делая другим гадость. Это возвышало их в собственных глазах. Дима буквально слышал злорадное хихиканье тайного недоброжелателя, пока тот проделывал свою «грязную» работу.
А по новостям продолжали освещать самоубийства, происходящие чуть ли не в каждом уголке страны. Диктор снова просил детей и впечатлительных граждан отодвинуться от экрана. Тот же самый диктор с теми же самыми словами. Следом показали 2 коротких ролика. В первом несовершеннолетняя девочка спрыгнула со стройплощадки в вырытый котлован, а во втором взрослый парень упал с крыши высотки в спальном районе. Каждый из них произнес напоследок «хештег хочу кока-колу».
Это происходило повсеместно. В больших городах и маленьких поселках. Диктор перечислил населенные пункты, из которых пришла информация о самоубийствах за последние сутки: Серпухов, Архангельск, Владимир, Минск республика Беларусь и еще пара-тройка поселков, названия которых Дима слышал впервые.
В интернете его ненавидели столь же люто, как и в жизни. На «майле» грозились убить трое новых анонимов, еще с десяток человек проклинали. На личном канале произошла ожидаемая чистка несколько тысяч подписчиков исчезли. Другие строчили гневные комментарии. В «ВК» появилась открытая группа под названием «Клуб для тех, кто ненавидит Кокакольщика». В профиле страницы фотография Димы с сильными побоями, отретушированная в фотошопе.
Так заканчивалась гонка за славой. Толком и не успев начаться.
Дима со злостью захлопнул ноутбук. Сходил в душ. Дерьмо с двери решил убрать ночью, чтобы случайно не встретиться с соседями. Ему было стыдно. Но стыдно на расстоянии не одно и то же, что стыдно, глядя людям в глаза. Конкретным людям, а не каким-то абстрактным. А они станут смотреть, если не больше комментировать увиденное.
Дима заглянул в холодильник. Хлеб и молоко закончились. Он не планировал еще раз выходить из дома, но и без хлеба есть не мог. Странная привычка, которую в нем привила бабушка. Друзья и коллеги порой подшучивали над Димой, мол, кто же макароны ест с хлебом. А он ел. А еще и пельмени ел с хлебом и прочую мучную пищу. Иначе не наедался. Вот такая причуда.
Далеко идти Дима не планировал. В безымянном супермаркете за углом продавалось все необходимое.
Он прошел вдоль холодильников, выискивая молоко. Немного кружилась голова, но Дима счел это незначительным. Должно быть временный эффект от обезболивающих, к которым парень пристрастился. А еще он привык спать в течение дня, пару часов, не более между утренними перевязками и послеобеденными сеансами у психиатра или очередной дачей показаний в полиции.
Чего они все к нему привязались?
«Оставьте меня в покое, ублюдки», Диме хотелось кричать каждый раз, когда он оказывался в одном из этих ненавистных заведений.
Найдя молоко, он направился к прилавкам с хлебом. И тут кто-то толкнул его в бок, да так сильно, что Дима завалился на стеллаж с овощами.
Ты тварь, прошипел человек, и Дима узнал в нем пациента из больницы, который едва его не задушил.
Оставьте меня в покое, пролепетал парень, поднимая упавшее молоко.
Но мужчина накинулся вновь, не позволяя сопернику опомниться. Его лицо перекосило от гнева, в уголке рта показалась слюна. Он еще больше распалился, когда не получил сопротивления.
Я убью тебя, недоносок, вопил мужчина, привлекая зрителей.
Дима помнил беседу с полицейским. Помнил, что у этого мужчины погиб племянник. Ну и что? Он не убивал того пацана, и даже не был с ним знаком. И отвечать за его смерть не планировал.
Тяжелые лапищи легли на шею Димы, и тут он испугался. Ведь его могли задушить прямо здесь, в магазине, и никто не успел бы ничего предпринять. Покупатели не торопились ввязываться в драку. Никто не хотел проблем. Эти люди пришли сюда с одной целью купить продукты и уйти
домой. Некоторые после тяжелой рабочей смены, а может и после суток. Они мечтали поскорее оказаться в родных стенах. Смыть с себя всю накопленную за день усталость и развалиться на диване перед телевизором. Такие простые мечты. Разве можно их за это винить?