Господи, да вы его только послушайте! Без году неделя на должности, а ты уже все знаешь. Овладел всеми тонкостями Сначала ты говоришь, будто эти добрые люди хотят, чтобы ты был их цадиком. Теперь уже главой общины Так какие же претензии могут у тебя быть к цадику Р., если вы с ним одного поля ягоды?
Теперь если он и шутил, то так язвительно и цинично, что товарищи, слыша эти шутки, морщились. Внезапно он превратился в мужчину разочарованного в жизни пятнадцатилетнего мужчину Он достиг возраста понимания, и ему уже не удавалось притворяться, будто жизнь игра. Он начал всерьез задумываться о том, чтобы самому зарабатывать себе на жизнь, но не знал, с чего начать. Сам он был бы не против стать подмастерьем портного или посыльным, однако дома было немыслимо даже заикнуться о чем-то подобном. Ничего, кроме скандала, из этого не вышло бы Но отчаянная жажда деятельности не отступала, не давала покоя его рано созревшему уму. Михл стал бледным и угрюмым. Он казался гораздо выше, чем еще совсем недавно, и его привычная сутулость стала намного заметнее.
к любви и литературе не менее, чем ее братьев: и то и другое было как возможностью сбежать от реальности, так и возможностью творчески реализовать себя. Когда они жили в Р., Мотл одолжил Двойре книжку, «предупредив, что это чтение должно оставаться в строгом секрете. Она никогда в жизни не должна никому рассказывать об этой книге, и ни при каких обстоятельствах не разглашать, откуда эта книга у нее взялась». Двойреле и Мотл тайком от всех читали нееврейскую литературу. «Книги позволяли ей выйти за пределы себя. Тусклая реальность становилась праздничной. Она жила в новом, духовном мире». К сожалению, как только Эстер в буквальном смысле слова выпускает Двойру «за пределы себя», роман теряет свою оригинальность. Где-то в процессе перехода от автобиографического отрочества к «новому, духовному миру», населенному пришлыми персонажами, Эстер потеряла контроль над своим материалом и впала в зависимость от образов, созданных другими писателями. Духовное путешествие ее героини имеет и географический аналог: оно совпадает по времени с переездом из местечка Р. в Варшаву. Параллельно романтический интерес Двойры переносится с Мотла, оставленного в местечке Р., на Шимона, встреча с которым ожидает ее в Варшаве.
Шимон, звезда ешивы Аврома-Бера, оказался тайным поставщиком тех самых книг, которыми зачитывались Мотл и Двойреле. Ом попал в поле зрения Двойры тогда же, когда она впервые увидела цадика, ни дать не взять типичный романтический герой:
Стоя и с изумлением размышляя о цадике, она внезапно заметила, как два горящих черных глаза неотрывно смотрели на нее, и этот взгляд тронул ее до глубины души. К ней направлялся высокий худощавый юноша, одетый или, вернее, закутанный в длинную мешковатую капоту и подпоясанный поношенным кушаком. Он поспешно прошел мимо нее, как будто проплывая над землей. Его большие, глубоко посаженные глаза выделялись на худом бледном лице с выступающими скулами. Глаза вспыхнули еще раз, пронзив все ее детское существо, после чего молодой человек исчез в дверях ешивы.
Это был небольшой памфлет, призывавший ее к великой борьбе против врага Он описывал судьбу героических мужчин и женщин, которые никогда не признавали поражений Она продолжала читать. Ее сердце обливалось кровью. Глаза сверкали. Щеки пылали. Дыхание было жарким. Она была полна страстной ненависти к врагу, всепоглощающей жаждой мести и восторженной любовью к тем мужчинам и женщинам, которые сражались и так ужасно страдали
у нее «ощущение жара», которое «пронзило ее грудь». Его прикосновение оказалось более эмоционально заряженным, чем касания несчастного Мотла, и вместо всего лишь «дрожи» она почувствовала, как «кровь помчалась по венам», «ее плоть затрепетала», и все ее существо было взбудоражено «до глубины души». В каком-то смысле мечта влюбленной Двойры исполнилась, ведь втайне Шимон отвечал ей взаимностью, но открыть свои чувства он никогда бы не решился: за время двух тюремных сроков он заработал туберкулез, и врач рекомендовал ему избегать общения с женским полом. К тому же он не хотел подвергать Двойру опасности. И в довершение ко всему он был убежден, что на самом деле Двойра не любит его. Хотя Шимон и был недалеким ура-революционером, однако он весьма проницательно разобрался в характере своей возлюбленной.
Терроризм вызовет у нее отвращение. Она слишком любит все человечество. Это просто Авром-Бер в юбке Вот если бы он смог убедить Михла вступить в партию, было бы здорово. У этого юноши сильный характер, Двойре же не хватает решительности. Вероятно, не составило бы никакого труда обратить ее в сионизм, как ничего не стоило обратить ее в социализм. Она принадлежит к тому типу людей, которым необходимо прилепиться к чему-то неважно к чему, но, конечно, лучше всего, чтобы это был любовник! В ней действительно есть все черты идеалиста, идеалиста, не имеющего определенного идеала.