Будто в собор вошел огромное гулкое пространство из стекла и полированного камня. Легко представить, что в будний день здесь полно спешащих на работу служащих. А так только я и одинокая девушка посреди комнаты, за высокой, похожей на алтарь стойкой.
Мистер Шатовски? спросила она.
Я ушам не поверил.
Вы меня знаете?
Маргарет нас предупредила. Мне только нужно глянуть на документ с фотографией. Водительские права вполне подойдут.
Это была хорошенькая маленькая блондинка в изящном синем платье. Я вытащил бумажник большой кожаный кошель, чуть не до дыр протершийся на швах.
Это жилое здание?
Смешанное. Большая часть под офисами. Но в верхних этажах, где живут Эйдан с Маргарет, остались квартиры.
Я протянул ей свои пенсильванские права, и Оливия (вблизи я разглядел табличку с именем) приняла их с великим почтением. Будто оригинал Декларации независимости, написанный на пергаменте.
Спасибо, мистер Шатовски. Лифт D направо, он доставит вас наверх.
У меня машина в погрузочной зоне, объяснил я. Нет ли здесь
Слева словно из воздуха материализовался молодой человек.
О вашей машине я позабочусь, мистер Шатовски. Здесь подземный гараж, сообщил он.
Я не знал, чему больше дивиться: что все здесь знали меня по фамилии или что произносили ее без ошибок. Если у вас есть польские корни, вы знаете, что «sz» в ней произносится как «ш»: Шатовски . Но обычный человек все равно пытается выговаривать каждую букву, и меня обзывают «мистер Сзатоуски», если не хуже. Каждый коверкает на свой лад.
Он протянул руку за ключами, но у меня в джипе остались подарки, так что я вышел за ними вместе с парнем. Молодой человек вручил мне карточку с номером своего телефона и велел позвонить, когда соберусь уезжать, чтобы он подогнал мне машину. Я вытащил из бумажника доллар, хотел дать ему, но он так попятился, будто от моих денег било радиацией.
Рад был помочь, сэр. Хорошего вечера.
Я вернулся в вестибюль, где Оливия снова растопила мое сердце улыбкой. Не знаю уж, с какой стати такая женщина торчала за стойкой в субботний вечер. Ей бы предварять выступления НХЛ или выступать на подиуме на Виктория-стрит.
Хорошего вам вечера, сэр.
Спасибо.
Я вошел в лифт D узкую черную коробку с гладкими металлическими стенками. Впервые попал в лифт без кнопок панели управления вовсе не было, и я не понимал, как его запустить. Но двери закрылись сами собой, и лифт тронулся. Над дверью ожил маленький экранчик, который стал отсчитывать этажи: 2-3-5-10-20-30-ПХ1-ПХ2-ПХ3. Тут он замедлил ход, остановился, открыл двери, и передо мной оказалась Мэгги на фоне заходящего солнца, в черном свитерке с воротом-хомутом и черных брючках, с бокалом белого вина на длинной ножке на самой вершине мира.
Папа!
Уж не мираж ли? Я-то думал, попаду в коридор с рядом квартирных дверей и цветочных горшков. А телепортировался прямо в чью-то гостиную, светлую, со стеклянными стенами, за которыми открывался вид на весь город. Это кружило голову, сбивало с толку и выглядело каким-то поддельным, словно я попал в декорации телешоу.
А где квартира?
Это она и есть! засмеялась Мэгги.
Ты здесь живешь?
С февраля. С тех пор, как мы обручились. Эйдан пригласил меня перебраться к нему.
Двери лифта стали закрываться, она придержала их рукой.
Ну, пап, ты выходишь?
Я нерешительно шагнул вперед не очень-то верилось,
что этот пол меня выдержит. Я с трудом узнавал дочь. В детстве Мэгги была, что называется, «мальчишистой». Носила комбинезоны, спортивные джемперочки и мои фланелевые рубашки, завязывая их узлом на поясе, чтобы не болтались. В старших классах ее качнуло в обратную сторону, к пышным юбкам, цветочным орнаментам и безумным находкам из лавок старья. А теперь она выбрала новый образ чистая кембриджская Лига плюща изящество, тонкий шик, изысканность. Мэгги отрастила волосы до середины спины и такие пышные, будто она вложила в прическу немалые деньги. И глаза горели, как бывало только в детстве. Он походила на диснеевскую принцессу того гляди, запоет. Или все проще моя дочка казалась влюбленной по уши.
Мэгги, ты потрясающе выглядишь!
Она отмахнулась от комплимента:
Ой да брось!
Я серьезно. Что ты с собой сделала?
Это от освещения. Здесь все выглядят супермоделями. Ну дай я тебя обниму.
Дочка обхватила меня за пояс и ткнулась лицом в грудь я чуть не расплакался от счастья. Было время, когда эта малышка каждый день меня обнимала. В шесть лет она придумала игру в чудище-обнималище: с рычанием подползала по ковру, обхватывала меня за коленки, и оставался единственный способ превратить ее снова в девочку: подхватить на руки, так что руки и ноги болтались в воздухе. Я лет десять не вспоминал этой игры, а тут вдруг всплыло откуда-то.
И горло у меня снова перехватило. Я испугался, что, если попробую заговорить, голос сорвется и я расхнычусь, как большой младенец. Так что я просто высвободился и отдал ей пакет с подарками. Огнетушителям она удивилась, зато цветам явно обрадовалась.
Какие красивые! Давай поставим их в воду.
Я впервые попал в квартиру из лифта, так что понадобилась минутка, чтобы разобраться, что тут где. «Гостиная» оказалась частью просторного помещения, огибавшего угол здания. Все наружные стены были стеклянные и открывали панораму города. Все внутренние заняты лицами мужчин и женщин разного возраста, все фоткались в черно-белом и смотрели прямо на зрителя. Никого из них нельзя было принять за супермодель: слишком много на лицах морщин, бородавок, обвисших век, кривых зубов, пролысин и острых подбородков. Другими словами, они смотрелись самыми обычными людьми, из тех, кого встретишь в магазине на углу или в автобусе после работы.