Вот тут, заметьте, прошу вас, Гарри не иначе как иронизирует. Вы только подумайте: ребёнку три года всего, а он уже скептицизм проявляет!
Огарок слушала, загадочно мерцая прозрачными стеклянными глазами, ярко-зелеными, как у Гарри, запоминала услышанное и впитывала всё то, чем делился с ней маленький друг. А делился Гарри всем, что имел: своими мечтами, желаниями и любовью, по-детски беззаветно любя мягкую уютную подружку.
И оживала игрушечная пантера, медленно, но верно, пропитываясь магией любви и желаниями маленького мальчика, потому что Гарри, сам того не сознавая, хотел, чтобы Огарок была живой, отважной и стремительной, как мнилось ему в тайных видениях. Себя-то он видел воином, высоким, сильным и могучим. Вот он стоит на вершине горы, смотрит вдаль на голубые горизонты, положив ладонь на эфес двуручного меча, в лицо веет порывистый ветер, играя его длинными темными волосами, а у ног лежит огромная черная пантера.
И не мечты это были, не фантазии Откуда об этом знать такому маленькому мальчику?.. Это кровь просыпалась в нем, пробуждая генетическую память, сливаясь с магией и выталкивая из небытия забытый древний Дар. Кровь бурлила, вихрилась, смешивалась с магией, всё ярче и ярче проявляя дар Повелителя зверей. И всё больше и больше росло и ширилось желание Гарри оживить Огарка. И оно исполнялось. Медленно, день за днем. Недели и месяцы перетекали в годы, и желание становилось ярче, сильнее и вернее
И пусть Гарри с течением времени уже не так сильно хотел того, о чем мечтал в раннем детстве, магия его ожила и тихо дремала внутри того, что в будущем станет Огарком. А пока Гарри и Дадли росли, спеша вслед за Джеком, который, увы, так и оставался старше и впереди них на два года. Одежду с плеч Джека донашивал Гарри, Дадли был слишком толст, и ему приходилось покупать вещи отдельно и
на размер больше.
Как Лили и Петунья в свое время были разными, так и братья Дурсль теперь поражали неодинаковостью: Джек высокий и тонкий, с длинным носом, шатенистый и нескладный напоминал маму, Дадли же полностью пошел в отца. Уже сейчас становилась видна его полнота, которую нельзя было списать на младенческую пухлость. Их кузен Гарри тоже ничем не походил на братьев Дурсль мелкий и вертлявый, с черными вихрами и странной фамилией Поттер.
Это было достаточно сложно приучить мальчика к тому, что он не Дурсль, что мама и папа, которых он любил, на самом деле тётя и дядя. Вот где был шок, когда взрослые сочли, что он подрос и должен знать правду. И ведь никто не задумался: а нужна ли ему эта правда? В общем, Гарри стали поправлять, одергивать и настаивать на том, что папу надо звать дядя Вернон, а маму тётя Петунья. Сперва он не понимал, в три-четыре года, думал, что это такая игра, слушался, называл так, как хотели взрослые, получал ласку и конфетку. Потом, к пятилетнему возрасту, понял не игра и начал сопротивляться, изо всех сил протестуя против такой несправедливости, упорно и до посинения называя дядю папой, а тётю мамой. Правда до него доходила долго, тяжело и со скрипом, а когда дошла, то очень трагично
Неизвестно, ошибка ли это взрослых, но, думается, это ребёнок так устроен что развивается, взяв пример с других. Джек и Дадли, с которыми Гарри рос, называли родителей мамой и папой; ему сначала разрешали повторять за ними, так как несмышленышу много ли объяснишь? А потом бац и запретили! Ну как тут понять и, главное, принять правду?
В общем, дошло до Гарри, но как-то не так. Сел он посреди ночи, пятилетний малыш в мокрой от пота пижамке, и ка-ак зарыдал! В соседней кроватке проснулся Дадли и жалобно заныл спросонок, а из своей комнаты прибежал Джек. Прыгнул на кровать к Гарри, ухватил за руки, ощутил пропотевшую материю и ойкнул.
Гарри, ты чего, что случилось?!
Я не родной, да?! трагично провыл Гарри, хватаясь за Джека, как тонущий в шторм.
Ты сдурел? в свою очередь взвыл Джек. Ты брат наш, двоюродный!
А почему мне нельзя их звать папой и мамой?.. продолжал надрываться внезапно осиротевший Гарри.
Да не знаю! зло отозвался Джек, крепко сдавливая Гарри в объятиях. Нет, чтоб усыновить и забыть!..
Эти слова тараном врезались в Петунью и Вернона, как раз добежавших до дверей детской на плач Гарри. Растерянно замерев за дверью, они оцепенело уставились друг на друга вот те раз, нанесли травму ребёнку И ведь не исправишь теперь ничего, Гарри-то уже знает.
А в детской Джек тем временем успокаивал Гарри, обстоятельно объясняя, почему он двоюродный, что такое кузен и чем они отличаются от родных братьев, почему родители перестали быть ему папой и мамой, но стали дядей и тётей, и как, несмотря на это, они всё равно родные его родственники, ведь он их племянник и всё такое
Ты живешь с нами, Гарри, сколько себя помню. Ты всегда был с нами, тихо бормотал семилетний Джек, укачивая в объятиях младшего братишку. Гарри хлюпнул носом.
А мои родители где? жалобно спросил он. Джек покосился на проем приоткрытой двери, за которой на полу виднелись тени притаившихся родителей, и хмыкнул.
Не знаю, но думаю, об этом надо маму и папу спросить