Брала где? говорю. Она пальцами этак задвигала. Прямо видно, как старается испечь ложь. Опять в магазинах? говорю. И не трудись, не поверю. Если найдется в городе торговец, который продаст тебе в долг после того, как я их всех предупредил, то пускай это мой убыток будет.
У девочки брала, говорит, у девочки. Заняла у нее деньги. И надо вернуть. Отдайте мне, Джейсон. Пожалуйста. Я все сделаю. Мне надо обязательно. Мама вам заплатит. Я напишу ей, чтобы заплатила и что больше я никогда у нее ничего не попрошу. Напишу и письмо вам покажу. Ну пожалуйста, Джейсон. Мне без них никак нельзя.
Признайся, зачем тебе, а тогда посмотрим, говорю. Признавайся. Стоит, платье теребит. Ну, что ж, говорю. Если десять долларов тебя не устраивают, то я этот перевод доставлю домой матушке, и сама знаешь, что с ним тогда будет. Конечно, если ты такая богачка, что десять долларов для тебя не деньги
Стоит, опустила глаза, бормочет словно про себя;
Она сказала, что пришлет мне денег. Сказала, что все время сюда шлет деньги, а вы говорите, что нет. Сказала, что прислала уже очень много. На мое содержание. И что часть их я могу брать себе. А вы говорите, никаких денег нет.
Ты сама не хуже меня знаешь, говорю. Сама видела, что матушка с этими чеками делает.
Да, говорит. Десять долларов, говорит. Десять долларов.
Благодари еще судьбу, что десять, говорю. Ну-ка, говорю. Положил перевод оборотной стороной кверху и рукой придерживаю. Распишись вот тут.
Но дайте же взглянуть! говорит. Я просто взгляну. Все равно, на сколько б ни был, я возьму только десять долларов. А остальное берите. Я хочу только взглянуть.
Нет уж, говорю, раз ты действовала нахрапом.
Придется тебе усвоить одну вещь, а именно что если я тебе чего велю, то надо выполнять беспрекословно. Вот на этой черте распишись.
Взяла перо, но не расписывается, а стоит понурясь и перо в руке держит. В точности как мать ее.
О господи, говорит. О господи.
Вот так-то, говорю. Если ничего другого, то уж это ты наверняка усвоишь у меня. Расписывайся и ступай отсюда.
Расписалась.
Где деньги? говорит. Я взял перевод, промокнул, спрятал в карман. Потом дал ей десятку.
После обеда чтоб обратно в школу, слышишь ты? говорю. Молчит, Скомкала деньги в кулаке, как тряпку какую-нибудь, и вон из лавки. А тут как раз Эрл входит и ведет к прилавку покупателя. Я собрал свои бумаги, надел шляпу, вышел к ним.
Ну как, народу густо было? спрашивает Эрл.
Не слишком, говорю. Он выглянул на улицу.
Это твоя машина там стоит? говорит. Не ездил бы ты сегодня обедать домой. Перед самым представлением опять надо ждать наплыва. Поешь у Роджерса, а чек мне в стол положишь.
Покорнейше благодарю, говорю. Уж как-нибудь сами прокормимся.
И вот так он и будет торчать, глаз не спускать с двери, пока я не войду в нее обратно. Что ж, придется ему подзапастись терпением я разорваться не могу. Еще в прошлый раз говорю себе: заметь, последний бланк расходуешь; не откладывая, надо новых раздобыть. Но кто может
что-нибудь упомнить в этом тарараме. А теперь, плюс ко всем домашним заботам, гоняй по городу, ищи в последний момент бланки чеков, а тут еще сегодня этот балаган проклятый в городе и Эрл зыркает, как ястреб.
Заехал в типографию и говорю хозяину, что хочу подшутить над одним парнем, но у него не нашлось ничего. Посоветовал заглянуть в бывший театр, там полно бумаг свалено и рухляди, что остались от прогоревшего Коммерческо-сельского банка. Я дал крюку переулками, чтоб не попасться Эрлу на глаза, разыскал старика Симмонса и взял у него ключ. Рылся там, рылся, нашел книжку чеков на какой-то банк в Сент-Луисе. И, уж конечно, именно сегодня ей взбредет в голову поближе приглядеться к чеку. А, ладно, сойдут и эти. Больше времени терять я не могу.
Я вернулся в магазин. «Кой-что забыл тут из бумаг. Мать хочет сегодня в банк идти», говорю. Сел к столу, заполнил чек. Все наспех делается. Хорошо хоть, у нее зрение стало сдавать, а тут еще эта потаскушка в доме каково все это матушке. Действительно, можно сказать, христианка многотерпеливая. Говорю ей, сами знаете не хуже моего, кем она станет, когда вырастет, но, говорю, дело ваше, если желаете держать и воспитывать ее у себя в доме потому, что отец так хотел. Тут она в слезы: мол, родная плоть и кровь, а я на это: ладно. Пускай по-вашему. Вам терпится и я могу терпеть.
Вложил письмо обратно, заклеил опять, выхожу.
Постарайся не задерживаться, говорит Эрл.
Постараюсь, говорю. Зашел на телеграф. А там все эти умники в полном сборе.
Ну как, ребята, говорю, кого поздравить с миллионом?
Как можно сделать что-нибудь при такой конъюнктуре? говорит Док.
А сколько теперь? говорю Вошел, посмотрел. На три пункта ниже начального. Да ну, ребята, говорю, неужели вы дадите этим маклеришкам хлопковикам вас нагреть? Вам же ума не занимать.
Ага, не занимать, говорит Док. В полдень на двенадцать пунктов было понижение. Как липку меня ободрали.
На двенадцать пунктов? говорю. Какого же дьявола меня не известили? Почему вы мне не сообщили? спрашиваю телеграфиста.