На эти слова обернулась.
Я ни от кого не прячусь, говорит. Все могут знать все, что я делаю.
Все и знают, говорю. Каждому здешнему жителю известно, кто ты есть. Но я этого больше терпеть не намерен, слышишь ты? Лично мне плевать на твое поведение, говорю. Но в городе здесь у меня дом и служба, и я не потерплю, чтобы девушка из моей семьи вела себя как негритянская потаскуха. Ты меня слышишь?
Мне все равно, говорит Пускай я плохая и буду в аду гореть. Чем с вами, так лучше в аду.
Прогуляй еще один раз и я тебе такое устрою, что и правда в ад запросишься, говорю. Повернулась, побежала через двор. Помни, еще только раз, говорю. Даже не оглянулась.
Я завернул на почту, взял письма и поехал к себе в магазин. Поставил машину, вхожу Эрл смотрит на меня. А я на него смотрю: давай, если желаешь, заводи речь насчет опоздания. Но он сказал только:
Культиваторы прибыли. Поди помоги дядюшке Джобу поставить их на место.
Я вышел на задний двор, там старикашка Джоб снимает с них крепеж со скоростью примерно три болта в час.
По такому, как ты, работяге моя кухня тоскует, говорю. У меня там кормятся все никудышные нигеры со всего города, тебя лишь не хватает.
Я угождаю тому, кто мне платит по субботам, говорит он. А уж прочим угождать у меня не остается времени. Навинтил гаечку. Тут у нас на весь край один только и есть работяга хлопковый долгоносик .
Да, счастье твое, что ты не долгоносик и не заинтересован кровно в этих культиваторах, говорю. А то бы ахнуть не успели, как ты бы уработался над ними насмерть.
Что верно, то верно, говорит. Долгоносику туго приходится. В любую погоду он семь деньков в неделю вкалывает на этом адовом солнце. И нет у долгоносика крылечка, чтоб сидеть смотреть с него, как арбузы спеют, и суббота ему без значения.
Будь я твоим хозяином, говорю, то и тебе бы суббота была без значения. А теперь давай-ка высвобождай их от тары и тащи в сарай.
От нее письмо я вскрыл первым и вынул чек. Жди от бабы аккуратности. На целых шесть дней задержала. А еще хотят нас уверить, что могут вести дело не хуже мужчин. Интересно, сколько бы продержался в бизнесе мужчина, который бы считал шестое апреля первым днем месяца. Когда матушке пришлют месячное извещение из банка, она уж обязательно приметит дату и захочет знать, почему я свое жалованье внес на счет только шестого числа. Такие вещи баба в расчет не берет.
«Мое письмо про праздничное платье для Квентины осталось без ответа. Неужели оно не получено? Нет ответа на оба последних моих письма к ней хотя чек, что я вложила во второе, предъявлен к оплате вместе с вашим очередным. Не больна ли она? Сообщи мне немедленно, иначе я приеду и выясню сама. Ты ведь обещал давать мне знать, как только у нее будет нужда в чем-нибудь. Жду ответа до 10-го. Нет, лучше дай сейчас же телеграмму. Ты вскрываешь мои письма к ней. Я знаю это так же твердо, как если бы сама видела. Слышишь,
телеграфируй мне сейчас же, что с ней, по следующему адресу».
Тут Эрл заорал Джобу, чтобы поторапливался, и я спрятал письма и пошел во двор расшевелить немножко Нигера. Нет, нашему краю просто необходимы белые работники. Пусть бы эти черномазые лодыри годик-другой поголодали, тогда бы поняли, какая им сейчас малина, а не жизнь.
Вернулся со двора десятый час. У нас сидит коммивояжер какой-то. До десяти еще осталось время, и я пригласил его пойти тут рядом выпить кока-колы. Разговор у нас зашел насчет видов на урожай.
Толку мало, говорю. От хлопка прибыль одним биржевикам. Забьют фермеру мозги, давай, мол, урожаи подымай это чтоб им вывалить на рынок по дешевке и оглоушить сосунков. А фермеру от этого единственная радость шея красная да спина горбом. Потом землю кропит, растит хлопок, а думаете, он хоть ржавый цент выколотит сверх того, что на прожитье нужно? Если урожай хороший, говорю, так цены до того упадут, что хоть на кусту оставляй, а плохой так и в очистку везти нечего. А для чего вся чертова музыка? Чтоб кучка нью-йоркских евреев я не про лиц иудейского вероисповедания как таковых, я евреев знавал и примерных граждан. Вы сами, возможно, из них, говорю.
Нет, отвечает я американец.
Я не в обиду сказал это, говорю. Я каждому отдаю должное, независимо от религии или чего другого. Я ничего не имею против евреев персонально, говорю. Я про породу ихнюю. Они ведь не производят ничего вы согласны со мной? Едут в новые места следом за первыми поселенцами и продают им одежду.
Вы старьевщиков-армян имеете в виду, говорит он, не правда ли? Первопоселенец не охотник до новой одежды.
Я не в обиду, говорю. Вероисповедание я никому в упрек не ставлю.
Да-да, отвечает. Но я американец. У нас в роду примесь французской крови, откуда у меня и этот нос. Я коренной американец.
То же самое и я, говорю. Немного нас теперь осталось. Я про тех маклеров говорю, что сидят там в Нью-Йорке и стригут клиентов-сосунков.
Уж это точно, говорит. В биржевой игре мелкота как муха вязнет. Законом следовало бы воспретить.