Прикусив нижнюю губу, она так сильно стискивает телефон в руке, что кажется, будто сейчас швырнет его в камин, но вместо этого она просто отбрасывает его на колени.
Подхожу к ней и расслабленно сажусь в соседнее кресло, наконец-то вытянув ноги, и как бы невзначай спрашиваю:
Что пишут? Потерял тебя твой драгоценный Игогошенька?
Саша впивается в меня гневным взглядом, и я замечаю, что в глазах у нее стоят слезы. Она выхватывает у меня бокал, залпом выпивает его до дна и, зажмурившись, заходится в кашле. Приложив тыльную сторону ладони ко рту, она шумно втягивает воздух носом, а затем медленно выдыхает.
Видимо, уже не мой, дрожащим голосом произносит она и заметно старается не расплакаться.
Я ошарашенно смотрю на нее, не зная, как реагировать. С одной стороны, радостно, что этот идиот, походу, слился, а с другой, видеть слезы Саши, печаль и обиду в ее глазах просто невыносимо. Я так ухожу в себя, что вздрагиваю, когда чувствую несильный тычок в бедро. Сосредотачиваю на Саше взгляд и вижу, что она решительно протягивает мне пустой бокал:
Белов, ну чего сидишь? Налей еще, решительно просит она. Буду согреваться.
Видимо, в программе сегодня чай покрепче.
Глава 4
Сам свой чай пей. Тебе виски жалко, что ли? прищуривается она. Так скажи, я твоему дружку Лаврову позвоню. Он, в отличие от тебя, более гостеприимный.
Ага. Я итак уже сегодня злоупотребил его дружбой, подсунув пьяную Барби. Достаточно с него за один вечер.
Но глядя на Сашу, понимаю, что она серьезна как никогда.
Вздыхаю, потому что знаю зараза упряма как сто баранов, и переплюнет ее разве что Женька. Проще уступить, чем спорить. Поэтому забираю у нее бокал, наполняю на четверть и отдаю обратно. Сам же делаю глоток прямо из горла. Ну а что? Если вечер по одному месту, то и нечего беспокоиться о таких мелочах.
Кошусь на Сашу, наблюдая, как она отпивает немного и морщится, но потом все равно делает еще один глоток.
Так и не скажешь, что случилось?
Ничего. Сама виновата, бубнит она и замолкает, но через несколько секунд резко переводит тему: Слушай, Белов, у тебя лед в доме есть? А то пить невозможно.
Вот и пила бы чай. Бросаю на нее взгляд из-под опущенных век. Сел удобно. Не хочу вставать.
И снова этот умоляющий взгляд кота из Шрэка. И снова я встаю и послушно иду на кухню за льдом, а заодно и за какими-нибудь закусками, потому что пить Саша не умеет. Тем более на голодный желудок. У нее и без того наутро жуткое похмелье. Не думаю, что за последние пару лет что-то изменилось.
Нахожу в холодильнике сыр, колбасу, нарезаю на скорую руку, накладываю лед в глубокую чашу и возвращаюсь в гостиную. Ставлю все на журнальный столик и пододвигаю его поближе к креслам. Сажусь в свое и, повернувшись к Саше, чтобы предложить ей поесть, чувствую дежавю.
Та-а-ак. Похоже, кто-то не терял времени даром и пошел по стопам Марины. Потому что Саша поднимает на меня уже прилично помутневший взгляд. Смотрю на ее бокал и обнаруживаю, что он пуст.
Черт. Не надо было поддаваться ее провокации и наливать алкоголь. Но, признаться честно, у меня никогда не получалось сопротивляться этой женщине и особенно ее гипнотическим глазам. С самого первого мгновения, когда я ее увидел, они стали моим криптонитом, и с тех пор ничего не изменилось. Вблизи задыхаюсь, а без них сдохнуть готов.
волосы немного растрепались, глаза горят воинственным блеском, красная помада смазалась, будто после поцелуя, а глубокое декольте демонстрирует аппетитную грудь. И я не могу себе отказать в удовольствии скользнуть взглядом по тонкой талии и упругим бедрам, обтянутым платьем как второй кожей. Твою мать. И я ничего не хочу сильнее, чем оказаться между этими самыми бедрами. Желательно обнаженными.
Бля-ядь. Желание такое мощное, что я с трудом подавляю порыв поправить ширинку.
Игогошенька твой полный идиот, хриплю я не своим голосом: Ты само совершенство.
Ты действительно так думаешь?
И с этими словами Саша начинает изгибаться в эротическом танце под музыку, которая явно играет только у нее в голове, но благодаря выпитому виски движения получаются немного рваными.
Она проводит руками от шеи к груди, обводит томно полушария и спускается к бедрам, при этом смотрит так откровенно, что я волей-неволей проникаюсь ее настроением и все-таки ерзаю на месте и поправляю ширинку.
Кто бы мог подумать, что меня возбудит пьяная женщина. Хотя нет, не просто пьяная женщина, а моя бывшая жена.
Саша продолжает изгибаться в беззвучном танце и тянется к молнии платья сбоку. В глубине души я признаю, что по совести должен остановить ее, вот только какого-то черта наоборот жду продолжения. И, замерев, с жадностью слежу, как постепенно обнажается белоснежная кожа и полоска кружевного белья, но вдруг молния заедает на середине, и Саша, пошатываясь, дергает ее в попытке расстегнуть.
Твою мать бурчит она заплетающимся языком, тщетно дергая молнию на платье.
Я уже порываюсь помочь, как «собачка» скользит вниз, и Саша, наконец, снимает с плеч бретельки платья, обнажая упругую грудь с розовыми твердыми сосками. Никакого белья! Отсоси, Игогоша! Утробное рычание вибрирует в горле, и я сдавливаю челюсти до выступающих желваков от того, как мне хочется прикусить эти гребаные соски. Втянуть их в рот и сорвать с ее пухлых губ мучительный стон