Ах, воскликнул Кондорсе с угрюмым и глупым видом, ученый не может быть ни оскорблен, ни озадачен словами пророка!
Вы, господин Кондорсе, возразил ему Казотт, вы умрете в тюрьме от яда, который проглотите, чтобы избежать рук палача. От яда, который будете вынуждены носить при себе в сие счастливое время.
Все изумились, но вспомнив, что иногда Казотт грезит наяву, громко рассмеялись.
Господин Казотт, то, что вы сказали, не так смешно, как ваш Влюбленный дья-вол, но какой дьявол вложил вам в голову эту тюрьму, яд и палача? Что может быть общего между этим и философией или царством Разума?
То, что я вам сказал точно; во имя философии, человечества, свободы и владычества Разума вы кончите так. И это будет называться Царством Разума, т. к. тогда во всей Франции не будет никаких других храмов, кроме храмов Разума .
Даю слово, сказал Шамфор с саркастическим смехом, что вы не будете священником ни в одном из них.
Я надеюсь. Но вы, господин Шам-фор, будете одним из них, и очень достойны быть таковым. Вы перережете себе вены двадцатью двумя ударами бритвы, но несмотря на это, вы умрете лишь несколько месяцев спустя.
Все переглянулись и снова рассмеялись.
Вы, господин Вик д'Азир, в припадке подагры пустите себе кровь шесть раз за один день, чтобы поскорее кончить жизнь, и ночью умрете. Вы, господин Бай-льи, умрете на эшафоте, и вы, господин Мальзерб тоже.
Да будет благословенно имя господина, прервал Казотта Руше, он, кажется, говорил только об академиках. Вдруг произойдет ужасное исполнение пророчеств, а я, милостью неба
Вы? Вы также умрете на эшафоте.
О, это залог спасения, воскликнули со всех сторон, он всех приговорил к погибели!
Нет, это не я вас приговорил.
Тогда, может быть, турки или татары овладеют нами?
Совсем нет. Я вам говорил, что тогда вы будете управляемы единственно философией, единственно Разумом. Те, кто поступят с вами таким образом, будут философами, они будут болтать то же, о чем вы говорили здесь целый час, повторять все ваши доводы, ссылаться, как и вы, на слова Дидро и Вольтера.
Все перешептывались между собой:
Вы видите, он сумасшедший. Разве вы не видите, что он насмехается, и не знаете, что он всегда таинствен в своих насмешках?
Да, сказал Шамфор, но его таинственность не весела, она отдает виселицей. И когда все это произойдет? обратился он к Казотту.
Не пройдет и шести лет, как все, о чем я вам говорил исполнится.
Вот так чудеса, воскликнул я сам. А мне вы ничего не напророчите?
С вами, Лагарп, произойдет чудо вы обратитесь в христианина.
Я успокоился: мы не должны опасаться смерти, сказал Шамфор. Ла-гарп никогда не станет христианином, значит, мы бессмертны.
Думаю, что в любом случае нам, женщинам, нечего опасаться, сказала графиня де Граммон. Мы ни за что не станем участвовать в революции. Я сказала: ни за что, но это не значит, что мы никогда ни во что не будем вмешиваться. Однако революция, тем более казни, вряд ли коснутся нашего пола.
Ваш пол, мадам, не защитит вас на этот раз, ответил Казотт, пристально глядя на нее, вы будете отмечены революцией, не вмешиваясь, как мужчины, без всякого различия.
Что такое вы мне говорите, господин Казотт? Вы проповедуете конец света?
Я ничего об этом не знаю, но я знаю, что вы, графиня, будете привязаны к эшафоту. Вас и еще множество других дам привезут на телеге палача, со связанными за спиной руками.
Я надеюсь, что в таком случае я, по крайней мере, буду иметь траурную карету.
Нет, мадам, женщины знатнее вас поедут, как и вы, на телеге, с так же связанными руками, как у вас.
Более знатные дамы? Кто же? Принцессы крови?
Еще знатнее.
Произошло заметное движение среди присутствующих, хозяин казался сильно смущенным. Все нашли, что шутка слишком смелая. Госпожа де Граммон не стала настаивать на ответе и заставила себя сказать как можно небрежнее:
Вы увидите, что мне не достанет лишь духовника.
Нет, мадам, вы его не будете иметь, так же, как и остальные. Последний, кто из милости будет его иметь перед казнью, будет Он остановился на мгновенье.
Ну что же, кто будет таким счастливцем, кому окажут такое предпочтение?