Вахмистр без шлема, комбез в пыли, голова разбита. И все-таки
Его шилом пырнули, злобно поясняет мне Ганя, между пластин. Он не сразу заметил, не сразу упал. Потому уж, когда упал добили. Мы тоже не сразу поняли, что к чему. И не успели вытащить.
Ганя! обрывает Федор.
А что? Пусть знает. И она тоже пусть знает.
Соль как раз входит в подвал. Без катаны, пустые руки перед собой, ладонями вперед. Тещина она не видит.
Ну, успокоились наконец-то? Соль усмехается, но в усмешке сквозят раздражение и усталость. Давайте уже заканчивать этот балаган, нах
Давай, снага, произносит Лев.
У него в руке тот самый жезл, что он использовал на Ристалище. Фамильная реликвия. И струя света, что слетает с его вершины, бьет в Соль.
Прямо в спину, в лямку идиотского бронелифчика сжигает его, кожу, мясо.
Дыра с жуткими краями, обугленная возникает мгновенно.
И этому нельзя помешать.
Отдачи нет, толчка нет. Соль не отбрасывает, она просто валится на пол сломанной куклой. Просто с дырой в груди, с пустыми глазами.
И я понимаю: все. Она мертва. Окончательно, бесповоротно мгновенно. Сразу.
Сверху, с лестницы, доносится восклицание «Laë!..», и, кажется, бежит Мотя. Поздно.
Горюнович с вытаращенными глазами делает пасс дверь захлопывается, другим роняет в пазы засова,
которого больше нет, какую-то железяку.
Что за. Лев? Зачем
Надеюсь, вы, господа, не будете мне внушать, что якобы мое слово, данное тому, кто опричь, может иметь значение? брезгливо говорит Лев. И ты, Усоль
Он ждет, что я на него брошусь. Только вот и вправду зачем
Зачем.
Теперь.
Это.
Все.
Он меня переиграл. Я привел сюда друга он убил его. Убил Соль. Убил мир. Теперь снага не выпустят никого не простят нам смерти своей любимицы. И Ожегин «не простит» смерти нас, и погибнет сначала идиот Долгоруков и еще восемь дураков, считая Усольцева и потом еще много, много, много разумных. Вот она, настоящая магия крови, а не эти запрещенные законом фокусы.
Нет.
Этого не должно быть.
Назад.
Я беру всю эту сцену. Эту каморку в подвале, распределительный щиток в тамбуре, стены с кабелями, тело Тещина Восьмерых нас, Долгорукова с его сраной реликвией, Соль Беру все, что есть в подвале, и прокручиваю назад. Резко. Рывком.
Да, только что я этого не умел. Но теперь могу. Потому что мне очень надо.
И оно происходит. Это не назвать «вспышкой», нельзя сказать «точно пленку назад отмотали» нет. Это как вызов рвоты, когда тебе очень плохо. Насильственно, отвратительно и сразу ясно да или нет.
Да.
Часы на моем запястье рассыпаются пластмассовой пылью целиком, и корпус, и ремешок.
Но мне не до этого. Потому что
заканчивать этот балаган, нах, произносит Соль, которая только что вошла в подвал.
Давай, снага.
Дальше я отодвинуть не смог только вот сюда. Но и этого достаточно. Я знаю, что он Долгоруков сейчас сделает.
Не успеваю остановить.
Но успеваю сбить.
Сбить выстрел.
Удар под локоть, удар локтем. Не ждал? Сгусток света веретено плазмы, протуберанец, игла проходит у Соль над левым плечом. Обжигает.
Но не убивает.
Расплескивается о притолоку: весь подвал заливает светом.
Соль визжит.
Долгоруков валится на бок, а у меня в руках этот его фамильный жезл деревянно-металлический, из сложно переплетенных деталей причиндал.
И в этот момент Соль оборачивается.
И глядит мне прямо в глаза. Я хочу ей сказать что-то вроде «сочувствую», «так получилось» или черт знает что, и просто не могу. Зато вдруг вижу себя ее глазами друга, держащего в руках оружие, которое только что выстрелило ей в спину.
Валюсь. Как она тогда. Сил нет даже на то, чтобы закрыть глаза, и я все вижу, но ничего не могу сделать. Приходит мгновенное, острое понимание: я так вот валялся уже в Твери, на асфальте проезжей части. Когда спас Лидку.
Это инициация. Ять
А глаза Соль не пусты. Теперь в них ненависть. Ко мне. Ко всем нам. Нарушающим свое слово тварям опричь, предателям.
Почему, Андрюха?..
И не объяснишь.
Подвал наполняют фантомы. Они отпочковываются от Соль, отлетая в стороны штук десять! и каждый неотличим от живого. Каждый эманирует чувством, заставляющим реагировать на него, отвлекаться.
А сама Соль исчезает.
То есть это для пацанов она исчезает: они, маги первого уровня, ведутся на эти иллюзии и теряют из вида снага, скользнувшую в тени. Я нет. Я все вижу и понимаю. Сделать только ничего не могу, даже мизинцем пошевелить.
И поэтому, лежа на грязном бетоне, наблюдаю, как озверевшая снага мой друг калечит других друзей. И сослуживцев. И теперь уже шансов нету у них.
Маленькая четырехугольная квадратная комната становится нет, не бойней. Ведь Ганя потребовал, чтобы Соль рассталась с катаной.
Комната становится рингом, где бьются без правил.
Фантомы встают перед каждым из пацанов, а Соль я умею теперь воспринимать происходящее с ее скоростью выныривая из тени, склоняется надо мной. Усмехается. Вырывает из руки чертов жезл.
И
Перед Федькой встает Мясник гора мяса, бицепсы торчат из-под майки, взгляд бешеного быка. Федька испуганно машет руками если он дунет, в комнатке достанется всем. И поэтому не успевает.
Эволюция сделала вас подлыми, хрипло говорит Мясник в лицо Федьке.