Облокачиваюсь о стол, роняю враз потяжелевшую голову на ладони. Конечно, если сказать «я не расист», то расизм уже как бы и не взаправдашний. Хорошо бы Генрих и во всем остальном врал. Не мог Мясопродукт мой Андрюха специально стереть следы! Его же самого озверевшие от ставленной крови снага чуть не прибили зачем ему это покрывать?
Мутное что-то происходит.
Генрих, что ты намерен делать?
Не пороть горячку. Я недооценил Барона вернее, эту бешеную суку, которую он вытащил из каторжной тюрьмы. Думал, они затихарятся, оставшись без того видеоархива. Но они вместо этого спутались с псоглавыми. Не ожидал, что государевы опричники не побрезгуют бандитами, но теперь расклад таков. И напрямую переть против них сейчас
Митрандир, и в глазах его мелькнула тревога. Если новый союзник предаст тебя, ты поймешь, что все нынешние беды лишь детские ссадины перед раной, что рассечет тебе грудь.
Всякое доверие словно шаг через пропасть по мосту из паутины, отвечал Куруфин. Но иного пути у меня нет, ибо таков мой долг перед будущим'.
И хотелось бы послушать дальше, но мелодичный голос Токс перебивает какофония воплей снизу. Вот что за нах, уроки же! А, ну да, у старших математика Они совсем от рук отбились, даже не делают вид, будто слушают бедняжку Анну Павловну. Сколько раз я уже вламывалась в класс, стучала всем по наглым торчащим ушам, заставляла открыть чертовы тетради и решать чертовы примеры? Это помогало. Секунд на десять, не больше.
Похоже, пришло время радикальных мер.
В классе ровно то, что я ожидала увидеть. Девчонки собрались в кружок и оживленно перемывают кому-то косточки. Пацаны вовсю режутся в «драконью еду». Анна Павловна даже не пытается навести порядок пишет что-то на доске для никого.
Встаю в дверях и жду, пока до троглодитов дойдет запах моего гнева. Через минуту они робко оглядываются на меня и как бы сами по себе рассаживаются по местам. Кубик даже открывает на произвольном месте учебник. По истории, но все равно, видимо, надеется избежать кары, демонстрируя стремление к знаниям.
Так-так-так, выдаю старательно отмерянную дозу холодной ярости во взоре. Кто назовет тему урока?
Все загадочно молчат и строят сложные щи.
Мы проходим проценты, выручает класс добрая Анна Павловна.
Чересчур добрая, оттого и не справляется с этими охламонами.
Вот и что мне делать? Рассказать, что учительница здесь не от хорошей жизни, и попросить вести себя прилично? Сердца у моих троглодитов добрые, хоть по бандитским рожам и не скажешь. Только учитель не должен вызывать жалость, вот в чем дело. Учитель должен сохранять авторитет
Пока я жую сопли, Еж решается на открытый бунт:
Соль, ты извини, но нам не уперлась эта математика нах.
Его тут же поддерживают:
Не хотим учить эту хрень!
Фигня уравнения эти, ска!
Проценты, нах, ни за чем не нужны!
Складываю руки на груди:
Ладно. Ладно. Не хотите учить математику не будете. Я отменяю ваши уроки.
Троглодиты ошарашенно замолкают. Почти слышу, как проворачиваются шестеренки в их мозгах детки пытаются разгадать, в чем подвох. Умнички мои! Разумеется, подвох есть.
Но ведь будет экзамен, ска, робко говорит девочка с задней парты.
Скалю зубы в дружелюбной ухмылке:
Ой, да ладно, чепуха какая экзамен! Думаете, кто-нибудь настолько наивен, чтобы ожидать от снага-хай реальных знаний? Куплю в управление образования новый холодильник и всем вам нарисуют в аттестаты оценочки. Нашли из-за чего париться экзамен!
Молчание становится еще более тягостным. Улыбаюсь еще ослепительнее:
В самом деле, хрень какая проценты! Мы же простые, как валенки, снага-хай, зачем нам эта нудятина! Сотая доля чего-нибудь, было бы из-за чего париться! Пусть каждый представит, что он взял 10 000 денег под полтора процента в день. Мелочь какая полтора процента, кто вообще хочет про эти проценты учить? Правильно, никто не хочет, так и ну их совсем. А кто может сказать, сколько придется отдаваться через три месяца?
Пятнадцать тысяч? предполагает Чип.
Да щасс тебе, пятнадцать! А вот если бы ты учил математику, сразу понял бы! Анна Павловна, будьте любезны, одолжите мел Вот, смотрите, оболдуи!
Через пять минут на доске красуются наглядные расчеты и сумма 23 500. Это, если честно, примерно предел моих познаний в математике, но детям об этом знать не обязательно.
С хрена ли так много, нах? выдыхает класс.
А вот так, ять! Кстати, не материмся в классе, а то по уху залеплю, ска Вот такие же морды лиц всегда бывают у снага-хай, которые не хотели учить математику, когда из-за долгов у них отбирают квартиры и самих их ставят шестерить на бандосов. Взял до получки отдаешь все, до последних труселей. А сколько наших погорели на том, что не могли рассчитать маржу! Скольких кидали на деньги, потому что они не умели нормально их посчитать! Люди и кхазады все время ржут над тупенькими снага-хай! И богатеют вовсю за наш, между прочим, счет. Так что правы вы, деточки, не учили мы математику эту нечего и начинать! Будет у вас свободное время вместо уроков. Ну, ура же? Чего таращитесь? Валите гулять, все свободны!
Класс наполняет глубокомысленное сопение и тяжкий скрип стульев. С места, однако, никто не поднимается. Наконец Еж глубоко вздыхает и отвечает, как это стало за ним водиться, за всех: