Новое поступление заморских товаров! крикнул мне мальчишка-зазывала. Специи, пряности, табак! Кофе и лучший в городе чай!
Чудак! Ну какой мне ещё чай? Особенно лучший в городе? У меня и на разбодяженный сушёной морковкой денег нет.
На паперти церкви Серых святых было не протолкнуться от нищих, и
туда я не пошёл, вместо этого свернул к монастырским воротам, но не тут-то было.
Куда прёшь заступил на дорогу один из собиравших пожертвования монашков и вдруг как-то очень уж жёстко взял под локоток. Ну-ка, стой!
В госпиталь мне! пояснил я и попытался высвободить руку, но безуспешно.
А вырываться силой не рискнул. Пусть парень и был не шибко широк в плечах, зато его серую рясу опоясывал красный шнур. Адепт!
Зачем ещё? потребовал объяснений монашек, лицо которого аж перекосило, словно от меня разило нечистотами. Уголки узких бледных губ опустились в презрительной гримасе, надменное лицо заострилось, и чуть загнутый вниз длинный нос явственно напомнил птичий клюв.
Ногу зашиб, сказал я и добавил: А знахарка сюда идти велела.
Покажи!
Меня так и подмывало ударом кулака свернуть длинный тонкий нос набок, но за такое и на рудники сослать могли, так что проявил благоразумие и задрал штанину. Думал, надоеда заставит обнажить ногу до колена, но тому хватило одного лишь взгляда на спустившуюся к щиколотке черноту.
Шагай! указал монашек на калитку у ворот и сам потащился следом.
Я так и чувствовал, как буравит меж лопаток спину его напряжённый взгляд. А вот монахи на входе нас будто не заметили, им даже пояснять ничего не пришлось.
Прямо! скомандовал адепт, когда в просторном внутреннем дворе я завертел головой по сторонам.
Прямо это не в госпиталь. Госпиталь мрачноватое, как и все здесь, длинное трёхэтажное здание в левом углу. По соседству с ним располагались странноприимный дом, столовая, какие-то казематы и проход к монастырской обители. По правую руку остались церковь и хозяйственные постройки.
Я замедлил шаг и указал на госпиталь, толчком в спину меня отправили дальше.
Шагай!
Стоило бы возмутиться и потребовать объяснений, но нами как раз заинтересовался пожилой монах, пояс которого был сплетён из красного и оранжевого шнуров. Острый взгляд уколол почище спицы, я аж оступился. Но не упал, лишь втянул голову в плечи и захромал в указанном направлении.
Нисколько не удивился даже, когда нашей целью оказались казематы. Взмок от страха и пожалел, что вообще сюда явился, это да, а вот удивления не было ни на грош. В голове так и билось:
«Взял чужое жди беды! Взял чужое жди беды! Взял чужое жди беды!»
Я взял, вот и влип. Вляпался даже! Зря Рыжулю послушал!
Отчасти успокоился я лишь после того, как мы миновали уходившую в подземелье лестницу и остановились на пороге то ли небольшой комнатушки, то ли просторной кельи. Сидевший за придвинутым к окну столом высокий худощавый мужчина что-то писал; подпоясан он был самым обычным серым шнуром, а вот ряса оказалась чёрной.
Неужто целитель какой?
Монах отложил перо и обратил к нам своё мягкое бесстрастное лицо.
Говори! разрешил он.
Привёл вот, отче сказал замерший в дверях адепт и, надо понимать, указал на меня.
Брат Тихий, что я говорил о важности связного изложения мыслей?
На медика дядька нисколько не походил, и своей вкрадчивой манерой речи явственно напомнил костолома Карпа, который вышибал долги для ростовщика Жилыча; внутри всё так и похолодело. Проняло и монашка. Он шумно сглотнул и затараторил:
Шёл в госпиталь. Говорит, знахарка посоветовала. На ноге признаки
Монах решительным жестом заставил адепта умолкнуть и обратился ко мне:
Покажи!
Деваться было некуда, и я задрал штанину чуть выше колена, позволяя разглядеть последствия удара тростью. Монах хмыкнул и спросил:
И куда это ты влез, отрок? Во что впутался?
Вопрос надавил, будто каждое из слов имело вес кирпича, и я спешно произнёс:
Да никуда! Просто тайнознатцу под горячую руку попался! И после чувствительного тычка в спину добавил: Отче
Вот как? улыбнулся монах, даже не пытаясь скрыть недоверия. И каким же заклинанием он тебя поразил?
Да просто тростью хрястнул! пояснил я, уставившись на носки ботинок.
Даже так? И кто этот нехороший человек?
Не знаю
Ты начинаешь испытывать моё терпение, отрок! нахмурился монах, и на сей раз противоестественное давление оказалось не в пример сильнее.
Не кирпич уже каждое слово, а пудовая гиря! Заупрямлюсь раздавит!
Как зовут не знаю выдавил я из себя и вдруг помимо собственной воли выпалил: Он на паровом экипаже прикатил!.. Сказал и осёкся, едва удержавшись от упоминания клуба «Под сенью огнедрева», но хватка чужой воли не ослабла, вот и продолжил: На экипаже герб с пурпурной змеюкой! Или с чёрной на лиловом поле Да, так!
Сразу стало легче, но следом прозвучал новый вопрос, точнее два.