Его откровения прерывает старпом, предупредивший меня, что с сегодняшнего дня я, кроме прочего, должен нести за него ходовую вахту. Правда, я по образованию не штурман, но старпом уже все продумал: матросом на моей вахте будет Сережа Топорков, парень, закончивший еще в прошлом году Астраханское мореходное училище и имеющий диплом. Он уже выплавал свой ценз матросом и мог бы пойти в рейс четвертым штурманом, но где-то не сработала канцелярская машина, парень будет еще пять месяцев получать ставку матроса, зато вахту стоять он будет за штурмана. Итак, на вахте командир, то есть я, не смыслящий в штурманском деле, и подчиненный, то есть Сережа, который и будет меня учить.
Знакомимся с Сережей быстро. Ему двадцать один год, помоложе меня, но все же мы одного поколения, нам нечего делить.
Сергей для начала знакомит меня с приборами на мостике всеми этими эхолотами, самописцами, гирорулевыми, радарами. Конечно, большинство приборов мне теоретически известно учился я все же в морском вузе, хоть и не на штурманском отделении, да и плавал на практике матросом, но уже прошли годы, многое надо вспомнить. «Как работает эта штука?» спрашиваю я. «Не штука, а лоран», поясняет мой инструктор, весьма довольный тем, что есть кому показать знания (лоран это система ведущих и ведомых радиомаяков).
На термометре уже плюс 23 градуса Цельсия, становится душно, мы стараемся быть все время на крыле мостика, наблюдая за непрерывно меняющимся морем. То мы в зоне штиля, и все словно приглушено кругом; то налетает порыв ветра, наносит тучи, море приобретает яркие синие, зеленые, фиолетовые тона; то тут, то там вспениваются барашки, и опять все утихает, и океан дышит спокойно, как засыпающий человек.
Входим в зону тумана. Включаю тифон и локатор, на экране появляются светящиеся точки судов. Через четверть часа снова появляется солнце, и вспархивают из буруна под форштевнем летучие рыбки, разлетаются, как вспугнутые воробьи, падают в синеву океана в двухстах-трехстах метрах. Подходим к тропику Рака. Вчера часы перевели на час назад, свои я решил оставить на владивостокском времени и скоро был за это наказан. Утром, проснувшись, увидел, что проспал завтрак. Со злости сел и напечатал десяток экземпляров судовых ролей.
Идем возле Тайваня «непотопляемого авианосца» империалистов. Наши суда здесь обычно встречают американские самолеты, я приготовил аппарат, чтобы самому снять «нептуна» или другого коршуна, но тут судно вошло в сильнейший туман, не до фотографий.
Еще день и температура воздуха поднялась до тридцати выше нуля. Парни облачились, в шорты и легкие рубашки, коротко остриглись. В каюте у меня открыли
Свободные от вахт ребята столпились у борта, перекидываются фразами с малайцами на катере, те смеются. Моторист Витька Путинцев бросает им «Беломорканал», матросы закуривают, выражая полное удовольствие, закатывают глаза. Но вот выходит их капитан, командует и парни разбегаются. Катера, взревев мощными двигателями, исчезают за поворотом реки.
У меня такое впечатление, будто мы лежим днищем на дне реки: так неподвижен наш теплоход. А неподалеку возле причала стоит наше владивостокское судно, тоже «писатель» «Гавриил Державин». Он почти выгружен, задрал нос, обнажив красное днище.
Над головой то и дело с ревом проносятся самолеты. Вон, кажется, и наш, советский, пошел, мигая огнями. Из Москвы в Сингапур давно работает авиалиния. Аэродром где-то здесь, рядом. Вдалеке за ним в вечернее небо поднимается черный столб дыма: горит лес. Лоцман говорил: «Биг файр», большой пожар неподалеку упал в джунгли самолет...
Смотрю вокруг, не могу идти в каюту. Все еще не верится, что я здесь!
Глава 3. Первое крещение
Старший из иностранцев с маленькими черными усиками и щегольской бородкой, разговаривая с капитаном и коллегами, все подливал в рюмки выставленную капитаном из холодильника водку в запотевшей бутылке. Однако наши гости больше подносили ко рту наполненные рюмки, чем пили, за всю эту встречу они бутылку так и не располовинили.
Все присутствовавшие малайцы говорили на английском языке и, мне показалось, специально произносили слова не очень внятно, чтобы мне, несчастному, было труднее их понять. Да и сам мастер, чувствовалось, испытывал некоторое затруднение и отделывался короткими репликами и фразами. Я же только слушал, переводя глаза с одного на другого агента, следил за их губами, как глухонемой, но только отдаленный смысл разговора доходил до меня. Даже слова, которые я прекрасно знал чуть ли не с пятого класса, казались мне непонятными. Ясно было только, что агенты обговаривают предстоящие грузовые работы, и я сдержанно кивал и улыбался, не произнося ни слова.
Анатолий Лаврентьевич представил меня. Один из наших гостей заметил, что очень молодой суперкарго, но это хорошо. Все стали задавать мне вопросы. Не «сколько лет», да «где учился», и не «как выглядит ваш город», или «бывали ли в Малайзии». Нет, они стали спрашивать, где мой грузовой план, сколько груза будем выгружать и из каких трюмов, будем ли вооружать стрелы и на какие люки и тому подобное. Я взмолился: «Не так быстро, пожалуйста!» Они, заулыбавшись, с некоторым, впрочем, разочарованием, заговорили медленнее, но тут же забылись, и только вмешательство мастера спасло меня от окончательного позора. Кое-как с помощью Анатолия Лаврентьевича разобравшись с нашими грузовыми делами, они ушли.