Итак, я буду расти или в чужой семье не пойми в каком качестве, или дома со старшими братьями и сестрами сорной травой. Вот и гадай, что лучше. Впрочем, от меня тут ничего не зависело. Пора спать, а то точно свихнусь, если мне грудь дадут всего несколько часов назад я ее ласкал и не одну, а тут ей придется кормиться. У, проклятая Гарна, что б тебя сослали в тело страшной карги.
Глава 2 Детство и отрочество
Шесть лет спустя.Лето. Полдень. Птички поют, цветочки пахнут, Пахра плещется. Крыло военных самолетов на несколько секунд разрезало тишину реактивными двигателями. Красота.
Шестилетним карапузом я сидел на берегу и наблюдал за течением речки. Вернее, делал вид. Где-то сзади Светка и Ванька играли в бадминтон, баба Аня, моя нянька, сидела неподалеку с вязанием. Она уже дважды крикнула мне, чтобы не сидел на голой траве, но каждый раз я делал вид, что не слышу.
Те двое, кого я увидел по прибытию в этот мир, оказались служащим Чудного Надзора и экономкой семьи Татищевых, благополучно загибающегося рода. Почему загибающегося? Да потому что мой батюшка изволил жениться по великой любви на аморфе, женщине с неоформленной магией. Вероятно он надеялся, что его гены окажутся сильнее и дети пойдут в него. Или просто не думал, а пошел на поводу у чувств. Их первенец, Сергей, действительно родился с нормальной магией, свет, как говорили. Но вот двое следующих оказались аморфами и по законам Российской Империи не имели права на титул. И если бы я тоже оказался таким, род Татищевых вычеркнули бы из Бархатной книги и лишили поместья. И все потому, что Сергей переметнулся и ушел на службу Альбиону. Предатель.
Тетка не захотела брать меня к себе, как ни уговаривал ее муж, граф Апраксин. Хороший мужик нашел мне Аню, обещал потом и толковых учителей нанять. Приезжал иногда, хотя по крови мне никто. Так что рос я сам по себе, почти без взрослых. Это они так думали.
Я пробуждал свое сознание постепенно, чтобы не выделяться среди других детей. Рос самым обычным ребенком в меру шалил, крылья насекомым не обрывал, птиц из рогатки не бил. Слушался тоже в меру странно расти покладистым, если из взрослых только нянька да старшие брат с сестрой. Мать умерла сразу после родов, даже не узнала, что родила сына с нормальной магией. Отец же, граф Михаил Татищев, пропал в Альпах за месяц до моего рождения и сейчас уже официально считался погибшим. Так что я теперь наследник рода Татищевых, минуя аморфных старших и перебежчика первенца. Впрочем, наследовать было особо нечего, мы почти разорены. Сергей снял со счета все, что мог, перед побегом. Света и Иван только готовились поступать в институты и уже понимали, что придется работать ради куска хлеба. Мне же судьба уготовила
университет и шанс поднять род с колен. Хах. Поднять род. Уж я подниму. А потом стану императором всея Земли, дайте только вырасти!
Хорошо здесь, да? заговорил дед Игнат. Он уже какое-то время сидел рядом, а я и не замечал.
Хорошо, согласился я и покосился на бабу Аню. Она не видела Игната, брат и сестра тоже. Так что приходилось говорить тихо.
Игнат наш домовой, это он выглядывал тогда из-за двери. Хороший дедушка, добрый, он меня и воспитывал, о чем никто не догадывался.
Привык ужо, али все о власти грезишь? спросил он.
Я не грежу, я планирую, тихо ответил я.
Не ты первый, много вас было, кто все планировал. А потом
Что потом? подтолкнул я, когда дед хитро замолчал.
А вот придет твое «потом» и узнаешь, Темный наш, все же ответил он, посмеиваясь.
Да, он знал, кто я такой и зачем явился. Многие жители Нави приходили, а сколько еще придут. Их будто тянуло ко мне одни заговаривали, другие смотрели издалека и уходили. Сначала я злился, не экспонат музейный же, но потом привык.
Что узнавать? Я стану властелином мира. Все просто, я уже говорил. А потом найду способ вернуться домой и отомстить.
Игнат все посмеивался. Наверно, забавно слышать такое из уст шестилетнего мальчишки. Однако ж он знал, что мне много веков. И все равно не воспринимал меня всерьез. Посмотрим, кто будет смеяться последним.
Впрочем, Игнат и над моими «много веков» посмеялся. Это он прожил на свете пятьсот лет и мои триста для него оказались смешными. Да и прожил я их среди таких же вечных, потому и жизненный опыт мой можно было переложить максимум на тридцать, да и то с натяжкой, скорее на двадцать два или три. И все равно, даже для двадцати трех тело ребенка оставалось неудобным, почти ущербным. Скорее бы вырасти.
И еще четыре года спустя.
Желтый лист тополя влетел в открытое окно и опустился рядом со мной. Бабье лето выдалось жарким в этом году. Я полулежал на кровати и читал энциклопедию всемирной истории. Правда, ее пришлось прикрыть книгой «О приключениях Елисея в Нави», чтобы не шокировать тех, кто мог заглянуть ко мне рано десятилетке читать такое. «Лучше бы телевизор посмотрел», сказал бы братец. А заглянуть мог и Федор Петрович, мой воспитатель, и брат с сестрой.
Но с легким пшиком из камина выкатился домовой Игнат. За десять лет я все же сумел приучить его к гигиене и теперь он ходил умытый и в чистой одежде. Я отложил книги и спустил ноги с кровати. А он подпрыгнул и сел на стул у письменного стола.