Утром родители напрасно упрашивали Майю подойти к русскому. В глазах у нее стояли испуг и слезы.
Эхов, переночевав две ночи, уехал в Вилюйск. Через несколько дней он вернулся к Харатаевым. Привез с собой «Букварь», «Книгу для чтения» и пакетик леденцов. Он высыпал их на стол и поманил Майю. Девочка не подошла. Семен Иванович взял со стола одну конфету и дал дочке. Майя, минутку поколебавшись, положила в рот леденец и захрупала. Вторую конфету протянул Эхов. Девочка, посмотрев на родителей, взяла леденец и убежала.
На следующий день Эхов, листая «Букварь», показывал Майе рисунки: лошадей, коров, деревья, дома. Девочка, перейдя на шепот, произносила по-якутски их названия, а Эхов записывал.
Вскоре Майя перестала дичиться, с шепота перешла на громкий разговор, такой громкий, что Эхов шутливо закрывал уши.
Я слышу, Майя, слышу хорошо, говорил по-русски и жестами объяснял значение только что произнесенных слов.
Понятливая Майя смеялась и переводила это на якутский язык. Эхов хватался за тетрадь и опять записывал.
Будем, Майя, друг друга учить, оживлялся Эхов. Я тебя по-русски, ты меня по-якутски. Обещаю быть прилежным учеником.
Майя наконец поняла, что ей сказал учитель, и захлопала в ладоши, запрыгала. Потом побежала к родителям и объявила: согласна учить русского говорить по-якутски.
С тех пор дела у Эхова с Майей пошли на лад. Аркадий Романович учил Майю читать, писать и считать и учился у нее разговаривать по-якутски. Майя все больше и больше привязывалась к своему учителю, который платил ей тем же. Родители не узнавали свою дочь: она перестала изводить их капризами, становилась покладистее, послушнее. Увлеченная учебой, Майя перестала даже ходить в юрту к батрачкам.
А батрачки стали скучать по Майе. Особенно тосковала по ней маленькая Фекла, однолетка Майи. Майя постоянно играла с Феклой, заступалась за нее. Если кто-нибудь из старших девушек-батрачек обижал Феклу, она грозилась, что пожалуется Майе.
Однажды Майя, порядком устав за день от занятий, попросила у Аркадия Романовича разрешения пойти поиграть с батрачками. В голосе девочки учитель уловил какие-то особенные нотки, как бывает, когда просят о чем-то запретном.
Пойди Майя, поиграй, сказал Эхов. Я тоже немного отдохну.
Только не говорите отцу, попросила Майя. Он не разрешает мне водиться с батрачками.
«Как?» чуть не вскрикнул Эхов и даже не скрыл своего огорчения. Он старается заронить в сердце девочки добрые семена, а этот старый коршун учит ее презирать себе подобных только потому, что они батраки. Он тоже хорош! До сих пор ни разу не зашел в юрту.
Пойдем вместе, Майя, сказал Эхов. Познакомишь меня со своими друзьями.
Аркадий Романович видел, как у Майи заблестели круглые черные глаза, как детская радость пробежала по ее лицу.
Пойдемте!.. согласилась она и взяла Эхова за руку.
Так они и пришли к батрачкам в юрту держась за руки.
Дверь была снаружи обшита обледенелой коровьей шкурой. В юрте было сыро, холодно и темно, хотя камелек горел довольно ярко. У камелька столпилось несколько девушек, протягивая к огню озябшие руки. Рваные шубы на избитом заячьем меху не грели.
Увидя Эхова, девушки разбежались. Фелла спряталась за спину шестнадцатилетней Кати, сидевшей на нарах.
Вы чего испугались? спросила Майя. Это Аркадий Романович, мой учитель. Вы не бойтесь его.
Девушки продолжали сидеть не двигаясь. Майя подошла к Фекле и подвела ее за руку к Эхову.
Саас хас? спросил
Эхов, ласково глядя на девочку.
Двенадцать, по-якутски ответила за Феклу Майя.
Мама у тебя есть?
Фекла, видимо, не поняла, о чем у нее спросил русский, и Майя опять за нее сказала:
Мама у нее умерла.
А отец? вырвалось у Эхова по-русски.
Майя перевела Фекле вопрос Аркадия Романовича.
Девочка не имела никакого понятия об отце: есть ли он у нее или нет и вообще был ли когда-нибудь.
Эхов провел рукой по голове девочки. Волосы у нее были жесткие, давно не мытые.
Остальные, которые посмелее, вернулись к камельку, не сводя с русского глаз.
Эхов спросил по-якутски, не желают ли они учиться читать. Одна из девушек прыснула, смеясь, видимо, над его произношением.
Майя повторила вопрос учителя.
Девушки молчали, глядя в пол. Наконец Фекла ответила, что хозяин не разрешит им заниматься вместе с Майей.
У нас нет свободного времени, вздохнула Катя.
Другая девушка сказала, что можно было бы заниматься вечером, после того как коров загонят в хотон и подоят, но разрешит ли хозяин.
Мама разрешит нам вместе заниматься, обнадежила девушек Майя.
Назавтра вечером Эхов и Майя опять пошли в юрту. Девушки, поеживаясь от холода, окружили гостей. Эхов рассадил их на нарах и при свете камелька стал показывать буквы, вырезанные из картона. Майя громко повторяла название каждой буквы и, когда нужно было, объясняла по-якутски.
Усталые девушки слушали рассеянно, не проявляя особого интереса. У одной только Феклы глаза блестели любопытством. Буквы она запоминала лучше всех.
С тех пор так и повелось: Эхов и Майя приходили вечерами в юрту и занимались с батраками азбукой. Фекла звонко смеялась, когда кто-нибудь из девушек путал букву. И называла правильно. Эхов хвалил девочку и прямо расцветала.