По-китайски разговаривает с Шэном и товарищ Никоноров. И если закрыть глаза, можно подумать, что человек, беседующий с тобой по душам, настоящий китаец.
Зловеще шумят камыши, вымокший до нитки Шэн Чжи грызет ячменную лепешку и ждет, когда совершенно стемнеет.
Прежде он, Шэн, был исполнительным, послушным рабочим. Жил он в пригороде Мукдена, работал на заводе сельскохозяйственных машин, в сборочном цехе. Зарабатывал сносно и каждую неделю отдавал жене столько денег, что их вполне хватало на скромную жизнь всей семье.
Однажды директор завода, проходя через цех, задержался возле веялки, которую монтировал Шэн.
В следующем месяце поедешь в деревню бригадиром группы ремонтников, сказал Шэну директор.
Это сулило дополнительные заработки, а значит, приближало время, когда Шэн наконец-то сможет осуществить давнюю свою мечту. Этой мечтой был собственный домик с огородом, в котором жена и дочки могли бы выращивать овощи и цветы.
Если так пойдет и дальше, думалось Шэну, то в следующем году можно будет купить клочок земли, а еще через год начать строиться.
Однако судьба распорядилась по-своему. К тому времени в Мукдене уже хозяйничали японцы. Оккупанты хватали людей прямо на улицах. Облавы следовали одна за другой. Аресты стали повседневным явлением. Порой достаточно было произнести неосторожно одно лишь слово, и китаец попадал в тюрьму как враждебный элемент.
Разве мог он, Шэн Чжи, смотреть спокойно на ужасы, которые творились у него на глазах?
Когда подошел к нему однажды давнишний дружок, механик с электростанции, и завел разговор о японцах, а потом, как бы между делом, намекнул, что у него есть возможность выйти на связь с партизанами, он, Шэн Чжи, не стал притворяться, что не понял намека.
Надо подумать, какую помощь можем оказать партизанам мы, рабочие, вот что ответил Шэн старому товарищу.
У тебя золотые руки, Шэн, сказал механик. Они очень пригодились бы в одной подпольной оружейной мастерской.
Так Шэн стал помогать партизанам. Долго помогал. И вот однажды глухой ночью перед входной дверью перенаселенного дома, где в убогой квартирке на втором этаже ютилось семейство Чжи, взвизгнув тормозами, остановилась машина.
Жандармерия, немедленно откройте! донеслось с улицы.
Беги, Шэн!.. Это за тобой! вся как-то вдруг сжавшись, прошептала жена.
Он метнулся на кухню, распахнул створки окна и выпрыгнул в темный двор.
Было это год назад.
А вот теперь он, Шэн, вслушивается в зловещий шум камышей и, настороженно всматриваясь в ночную темноту, шепчет себе:
Пора
Да, пора и будь что будет. Внутренне Шэн готов к любому повороту событии, но, если не произойдет самое худшее, будет так: ползком через болото, вплавь через реку, потом, выпрямившись в полный рост, с поднятыми руками Шэн решительно шагнет навстречу людям с пятиконечными звездочками на зеленых околышах фуражек.
Здравствуйте, товарищи! Я Шэн Чжи, меня знает товарищ Никоноров! по-русски скажет Шэн советским пограничникам,
и на глаза его навернутся слезы.
ГРОЗОВОЕ ЛЕТО
Вертя в длинных пальцах красный граненый карандаш, человек читал:
«В Посьетском районе, в полутора километрах северо-восточнее пограничного знака 11, группа японо-маньчжурских солдат численностью в 30 человек перешла границу Союза ССР и засела в камнях. Заметив приближающийся советский пограничный дозор, японо-маньчжурские солдаты открыли по нему ружейно-пулеметный огонь»«Японский отряд численностью около одной роты, перейдя границу Союза ССР, произвел нападение на советский пограничный наряд у Рассыпной пади в Гродековском районе. Встретив, однако, должный отпор, японский отряд был вынужден удалиться на маньчжурскую территорию»
«Маньчжурский быстроходный катер, следуя вниз по Амуру в районе Джалинда, Перемыкино, Бекетово, Толбузино, Ваганово, шел в советских водах, причем команда вела наблюдение за советским берегом»
«Ниже нашего хутора Бейтоново на Амуре с маньчжурского плота был обстрелян наш берег»
Полуобернувшись, человек посмотрел в окно, за которым клубились, густели и наливались чернильной синевой грозовые облака, и задумался о том, что не давало ему покоя все последние недели, о «Командоре».
Два месяца назад поступила от «Командора» радиограмма:
«Дракон сообщает, что командование Квантунской армии ввело запрет на пролет гражданских самолетов над железнодорожной станцией Бинфан и ее окрестностями. Район станции Бинфан, находящейся к югу от Харбина, объявлен запретной зоной третьей степени секретности. Подробности через неделю, при очередном сеансе связи».
Однако через нелепо «Командор» не вышел в эфир. А потом в Центр поступил помер газеты «Харбинское время» Набран пая мелким шрифтом заметка в рубрике «Местные происшествия» сообщала.
«В камере предварительного заключения сыскной полиции повесился Павел Летувет, старший буфетчик трактира «Зарубежье», арестованный по подозрению в незаконной торговле спиртными напитками».
О том, что старший буфетчик трактира «Зарубежье» Павел Летувет это и есть «Командор», знали всего лишь несколько
человек, и только здесь, а больше нигде и никто в целом мире.