Мы погребли обратно к Испаньоле я с мыслью о хорошей должности на корабле, а мои товарищи с мыслью о дальнейшей охоте, насколько я понимаю. Несколько дней мы не охотились, но, прежде чем продолжить повествование, мне следует сказать, что у нас была пирога большая лодка, выдолбленная из ствола дерева, какими пользуются коренные американцы. Пироги очень легки в управлении, хотя у них нет киля, позволяющего установить мачту и идти под парусом. В любом случае парус на них не станет хорошо тянуть, если команда не будет постоянно работать веслами, чтобы пирогу не сносило ветром слишком сильно.
В день нашего возвращения в лагерь я отправился в глубь острова и отыскал в горах пещеру, где мы с Валентином прятали наше копченое мясо. Я оставил там мушкет с мушкетной сумкой, зеркало и все прочее. Я оставил также свою большую медную пороховницу, поскольку к тому времени привык к пороховому рогу и не хотел с ним расставаться. Если бы меня спросили тогда, я бы с уверенностью сказал, что Валентин присоединится к нам через несколько дней. Он так и не появился, и в самом скором времени я порадовался этому. Сейчас я жалею, что он не пришел.
Уже на второй или третий день после нашего возвращения к острову подошли испанские военные корабли. Один имел на борту примерно шестьдесят пушек, второй около сорока, а третий, гладкопалубный трехмачтовик, двадцать. Поначалу мы решили, что испанцы хотят купить у нас мясо.
Офицер, высадившийся на берег, заговорил с нами на испанском с кастильским пришепетыванием. Я его понимал единственный из всех, но притворился дурачком. Тогда он перешел на французский, такой же скверный, как мой.
Это остров его католического величества, заявил он. Вы находитесь здесь без разрешения, которого вы не получите. Вы должны немедленно покинуть остров. Иначе поплатитесь жизнью за неповиновение.
И кто же убьет нас, месье? спросил Мелин. Вы?
Офицер помотал головой:
Его католическое величество.
Видать, он отличный стрелок, месье, раз собирается стрелять в нас аж из Мадрида.
Мы рассмеялись, но офицер нахмурился, а люди, доставившие его к берегу, всем своим видом выразили готовность убить нас. В баркасе я насчитал двадцать два гребца помимо рулевого. Похоже, каждый из мужчин имел при себе пистоль и абордажную саблю.
У его католического величества длинные руки, сказал офицер. Возможно, вы в этом сами убедитесь. Однако он добрый и милостивый король. Вот почему он послал меня предупредить вас. Вы должны покинуть Испаньолу до захода солнца, все семеро. Вам запрещается переправляться отсюда на принадлежащий его католическому величеству остров Тортуга. И запрещается соваться в любое другое место во владениях нашего короля. А так можете отправляться, куда пожелаете. Покиньте остров и вас никто не тронет. Останьтесь и будете убиты или взяты в рабство, коли сдадитесь.
Мелин начал говорить, что мы никому не причиняем вреда и снабдили продовольствием много испанских кораблей, но офицер перебил его.
Я не собираюсь спорить с тобой, поскольку это бессмысленно. Решение принял его католическое величество, а не я. Вы умрете или будете взяты в рабство, если останетесь здесь.
Мы никуда не уйдем, заявил Мелин, и убьем каждого, кто попытается нас прогнать.
Настоящий француз пожал бы плечами. Испанский офицер развел руками. Разговор продолжался еще несколько минут, но я уже написал обо всем, что имело значение.
Как только офицер уселся в баркас, я начал пятиться к джунглям. Я знаком призвал остальных следовать за мной, но никто не сдвинулся с места.
Баркас подошел к большому галеону, и я наблюдал, как сначала офицер, а за ним гребцы забираются по штормтрапу на палубу и баркас поднимают на борт. Галеон развернулся и пушечные порты открылись.
Тогда я крикнул буканьерам разбегаться в стороны и падать на землю, но никто не пошевелился, пока орудия не выкатили в порты. Тогда Мелин крикнул всем отступать.
Никто не успел сделать и пары шагов, когда испанцы дали бортовой залп. Я находился на «Уилде», когда он дал бортовой залп по «Дукессе», но там было гораздо меньше пушек, причем далеко не таких мощных. Вдобавок тогда я стоял позади орудий, что сильно меняло дело. На несколько секунд показалось, будто на берег налетел яростный ураган. Валились деревья, ломались ветки, огромные столбы воды вырастали над нашей маленькой бухтой, и от грохота закладывало уши.
Потом вдруг снова воцарилась тишина.
Один буканьер погиб, и его слуга тоже. Имени буканьер я не помню, а слугу звали Харви. Ему оставалось работать по контракту всего три или четыре месяца, и он постоянно говорил о свиноводстве. Он знал о свиноводстве больше меня, а я знал много. Жуару оторвало руку. Мы сделали для него все, что могли, но он умер ночью.
Тяжелее всего я переживал из-за собак. У нас было около дюжины собак, и четыре из них погибли или получили столь тяжелые увечья, что нам пришлось их убить. Все они были отличными охотничьими собаками. Той ночью мы ушли глубоко в джунгли и похоронили Жуара на следующий день.
Потом мы снова стали охотиться, но держались подальше от берега и поставили второго слугу наблюдать за морем. Он должен был сообщить нам, если появится какой-нибудь корабль.