Почему так неожиданно?
Да. Четверых гребцов возьмем и Меньшенького, он дорогу покажет. Айда?
Малыш, тебе пора домой. Здесь близко. И дорогу ты знаешь. Тебя, наверное, уже ждут.
Прибой степи вскипал над ними серебристой пеной тополиных крон. По темному небу тянулись белые холодные облака. Иногда они закрывали луну, и на степь падали их летучие тени. На краю, почти у самого горизонта, беззвучно катился поезд игольчатый лучик паровозной фары ощупывал впереди себя дорогу.
Отойдя, я оглянулся. Новый водитель уже сидел в кабине. Я крикнул:
Закурив, Федор грузно повернулся к Алешке.
Я сказал:
Мы стояли, прислушиваясь друг к другу, может быть, минуту, может быть, две. Я заглянул в ее лицо. Она повернулась. В ее губах еще таилось что-то горькое, как у ребенка, а глаза прятали взрослую человеческую боль.
Доктор, корабельный доктор.
Да, сынок. Благовещенский, он бывает в восьмом часу.
За спиной послышался рокот мотора. Машина?
В такое время это могла быть только попутная...
Павлик разложил еду на газете между мной и собой. Достал бутылку с молоком. Бумажную пробку он вытащил зубами.
Отдыхать, ребята. Никаких гуляний. Приведите в порядок машины, и отдыхать. Гулять после будем. Урожай примем и погуляем. Федор наморщил лоб и вспомнил: Да, Сеня, посмотри карбюратор. По-моему, ты ходишь на богатой смеси дым из глушителя валит, как из паровоза. А тебе, Лешка, пора поменять местами передние скаты. Не то к осени останешься без резины.
Я не ответил. Тогда она потрогала пальцами воротник моей рубашки и с грустным оживлением сказала:
У ворот Павлик присел на полу кабины. А я неожиданно подмигнул осоловевшему от жары вахтеру.
Не забывай моих, наведывайся... Скучно им одним-то будет... И машину тебе поручаю. Техника, брат, дело такое: за ней глаз да глаз. Не в работе сломается, так заржавеет. А мы еще поездим... А когда встретимся, ты уже будешь вывинчивать свечи, а я чистить их.
Сначала мы выбивались из ритма. Потом ребята освоились с трассой. И по секундам, по минуте мы стали отвоевывать время. Выгадывали на погрузке, выжимали из машин все. Долго не давалась развилка. Получалось так, что мы постоянно встречались тут с МАЗами: они шли по прямой, а нам перед поворотом приходилось сбавлять скорость, и они успевали вырваться вперед. Но на третий день МАЗы уступили нам дорогу. Алешкин ЗИЛ, страшно накренившись, с воем пролетел перед самым радиатором головного МАЗа. Их колонна вынуждена была притормозить. Больше мы не пропускали их вперед.
Пирог...
Отец стоял на пороге, смутно белея мешковатыми кальсонами.
Будешь пить чай? спросила она тихо.
Накрытые белым полотенцем, на столе стояли тарелки с малосольными и свежими огурцами, вареная картошка в чугунке и кружка с молоком. Картошка была еще теплая. Тут же на буханке хлеба лежали ножик и ложка.
Не хочется мне, отозвался Павлик.
Есть, ответил я, вынимая коробок. Только они, кажется, все горелые...
Не снимая с шеи ремешка, он через плечо протянул Семену бинокль. Тому пришлось нагнуться, чтобы посмотреть, куда показывал Феликс.
Павлик и я медленно шли впереди. Валя чуть-чуть поодаль...
Этот проклятый камень! Алешка вытоптал бурьян, и теперь он заметен метров за семьсот. И березка ее видно даже ночью. Руки умнее головы. Теперь они будут заодно с машиной ей легче, если у камня переключить передачу...
У тебя такое сердце, Сеня, что оно должно вместить и море, и степь, и Павлика, и меня... сказала Валя. Она улыбнулась и добавила: Рожью пахнет...
Чего молчишь, парень?
Мы встретились метрах в тридцати от моста. Это был обыкновенный дощатый мостик с деревянными перилами. Безымянный степной ручей мыл внизу желтые камешки и юрко терялся в траве. Странный ручей, он почему-то проложил себе дорожку не по дну балки, где и грунт был мягче и путь ровнее, а бежал по бугру к далеким сопкам.
И опять она не двинулась с места.
Какие метки? заинтересовался отец из темноты. Он следил за мной. Перец на загнетке, в железной банке.
Я посмотрел на часы. Заводские должны появиться через восемь минут, последний их МАЗ медленно втянулся в ворота. И тотчас в степи родилась тревога. Еще не было слышно двигателей, но тишина сузилась и насторожилась. Тревога нарастала, и в какое-то мгновенье возник приглушенный расстоянием и жарой низкий звук. Это один за другим, не сбавляя скорости, шли МАЗы. И даже не видя их, по звуку можно было представить себе, как красиво они идут. Неожиданно к их ровному гуденью прилепилось погрохатыванье железного кузова. И по степи, опережая басовитую ноту МАЗов, покатился желтый клубочек пыли. Клубочек катился все быстрее. И теперь одинокий звук мотора и громыханье кузова были громче рева мощных дизелей,
Он никогда не жил с нами. Я была студенткой, он тоже, курсом старше... Потом он уехал...
Хабаровск.
Машины подходили одна за другой, и толпа шоферов не редела. Она менялась. И когда я пристраивался в хвосте колонны, шоферов из СМУ уже не было, а знакомые ЗИЛы по одному, переваливаясь, выползали из ворот завода и, набирая скорость, уходили домой. Я соскакивал на землю. Кто-то давал мне папиросу, кто-то подносил спичку, прикрыв ее заскорузлыми ладонями, похожими на ладони хлебороба. Я затягивался, прислушиваясь к звону во всем теле, жмурился от едкого табачного дыма и оглядывал стоящих рядом.