А-а... протянул безнадежно Семен и затих.
Почему?
Хрен с ними.. П-пусть...
Работаем?
Да-ашь, коль припечет... Сейчас твоя вахта, второй?
Через сорок минут хода по курсу «сто семьдесят» Ризнич погасил огни, «Коршун» погрузился в темноту. Непривычная и неожиданная,
она встревожила. В рубке, в машине, в кубриках, где по приказу капитана задраили иллюминаторы, чтобы свет не проникал наружу, нервничали.
Феликс, сам едва держащийся на ногах, обошел помещения. Люди спали, опрокинутые усталостью. В носовом кубрике, где вместе с Кузьминым и Кибриковым жили Мелеша и Славиков, подтекал иллюминатор. На столике под ним собиралась прозрачная лужица. Задрайка, скрипя, моталась на ослабевшем шарнире. Феликс хотел разбудить кого-нибудь, чтобы задраили иллюминатор, но в конце концов задраил его сам.
С-сенька, д-думай обо мне что хочешь, н-но Феликса и Мишку ты н-не знаешь.
Тридцать два... тридцать два... тридцать... Двадцать девять... Тридцать... Тридцать четыре... тридцать четыре... Двадцать пять. Девятнадцать.,. Девятнадцать... десять, восемь, шесть... Когда Мишка выкрикивал меньшую глубину, голос его напрягался и начинал звенеть.
Сдавай вахту...
Каждую минуту мог появиться капитан, поэтому Мишка нервничал. Одной ногой он был в коридорчике, другой стоял в каюте, но Феликс не отзывался. Тогда Мишка втиснулся в каюту и потряс старпома за плечо: Феликса всегда было трудно будить.
А что ты предлагаешь? угрюмо спросил стармех. Этот, он ткнул большим пальцем в переборку в сторону рыбонадзоровского судна, до самого Петропавловска не отвяжется.
Я пошел, Феликс, мне еще далеко...
А дальше вернемся. И наверстаем. Не подохла же в море вся камбала!
Давай, батя, последнюю... С нами... Нетвердая рука, расплескивая, протянула старику полный стакан водки. Швейцар медлил, пожевывая сухими губами.
Что у вас там, плавательный бассейн? спросил Кузьмин, тревожно заглядывая Семену в глаза.
Мишка увидел, как внизу мелькнул капитанский реглан.
Камбалы было много. Очень много. В темноте куток трала, набитый рыбой, не казался особенно большим, но когда его распустили и она хлынула вниз, живая и трепещущая, палуба даже дрогнула под ногами. Подняв обшлаги высоких сапог, люди по колено очутились в камбале. Маленькая, едва начавшая жить с ладонь и чуть-чуть побольше, она судорожно билась. Подставляя рабочий борт волне, чтобы трал не занесло под корму и не намотало на винт, «Коршун» резко раскачивался и порой черпал воду. И мерцающее шевелящееся месиво растекалось по палубе. Рыба грудилась даже у дверей полуюта. И сапоги с хрустом ступали по ее вздрагивающим плоским телам.
Какого черта вы копаетесь? вскипел капитан. Сколько там?
Угробили «Коршуна», зло отозвался Семен.
Надо сказать, что вода не поступает больше...
И амба?
Кто? Мы с тобой?
Костя, ты спишь? спросил он.
Первое траление повели, когда в двух метрах за бортом ничего нельзя было разглядеть. «Коршун» шел без ходовых огней. Даже обязательный при тралении трехцветный красно-бело-зеленый фонарь на мачте не горел, но на палубу, на время уборки рыбы в трюмы, дали свет. Он падал желтым пятном на середину палубы. Сразу же за его границей все было погружено в кромешную тьму.
Вору-у-ем.
Сколько у тебя ног? зло спросил Семен.
Они закурили.
Д-до-п-ползем, Кузьмич... Меньшенький едва стоял на ногах. Но улыбался. И эта улыбка напугала Кузьмина еще больше. Меньшенький мертво скалил зубы, а воспаленные глаза тоскливо глядели мимо.
Заладил виноват, виноват... сказал боцман, морщась. Не разыгрывай дурочку, мастер. Ты-то знаешь на судне порядок быть должен. Один за одного: ничего не знаем, и точка. Морской закон...
Протискиваясь в штурманскую, Мишка жалко улыбнулся Семену. Губы у него подрагивали.
Сейчас они уйдут от преследователей. Феликс хорошо знал состояние рыбонадзоровского флота. Поднатужатся, но уйдут и вернутся в порт. И, может быть, еще наверстают недолов на селедке. Но невозможно будет уйти от самого себя. Как забыть то, что случилось сегодня? Вот и Мишка ждет, а Феликсу нечем помочь ему... Капитан Ризнич. Вот он стоит в трех шагах, но кажется таким далеким кричи не услышит.
Прожектор с рыбонадзоровского судна поджигал пенную дорожку за черной кормой «Коршуна». Море пылало холодным огнем.
И Феликс сказал то, о чем все время думал:
За все время работы в тралфлоте Феликсу дважды приходилось возвращаться с промысла, не выполнив плана. Один раз скисли изношенные машины. Другой они в разгар путины почти месяц проштормовали, а потом уже просто не хватило времени. Но тогда были серьезные причины.
Семен шел сзади до самого дома Спасских. Когда Меньшенькому открыли дверь, Семен повернул обратно.
До свиданья, Феликс. Тебя ждут. Послезавтра встретимся. На «Коршуне»...
Феликс сел, шаря руками
сапоги.
Голова Мелеши исчезла. И там, где она была, появились ноги в носках. Выждав, когда «Коршун» выпрямится, он ловко спрыгнул вниз. Нашел свои сапоги, обулся. Потом, цепляясь руками за стойки и плечи сидящих, перебрался через кубрик, из вороха одежды выволок свою мокрую телогрейку, натянул ее и остервенело нахлобучил зюйдвестку...