По всеобщему убеждению, наиболее подходящим местом для эвакуации населения являлось Мильково. Сюда и следовало свезти все запасы продуктов, казенные деньги и ценности, в том числе и церковные. Кроме того, признавалось, что «каждый человек должен озаботиться сохранением своего достояния или отправкой внутрь страны, или сокрытием где-либо здесь же в окрестностях Петропавловска».
В ходе обсуждения оборонных мероприятий высказывались предложения в случае прихода в Авачинскую губу японского судна сжечь стоявшую здесь шхуну и имевшиеся в складах Морского ведомства на мысе Сигнальном запасы угля для пароходов. В случае же, если представитель русской власти должен будет отправиться к японцам на переговоры, ему советовали одеться не в парадную форму, а в домашний костюм (тужурку), дабы показать этим свое презрение к врагу.
Священник Н. Комаров, принявший активное участие в выработке мер по подготовке уезда к обороне, рекомендовал не делать этого. 27 апреля он записал: «На мой взгляд, приведение такой меры в исполнение, не принеся ровно никакого вреда для неприятеля, который, несомненно, если придет, то имея с собою транспорт с углем и провиантом, а не будет рассчитывать на чужой предполагаемый уголь, может, однако, принести громадный ущерб нам же самим. С одной стороны это приведет японцев в страшное раздражение, и тогда, разумеется, о белом (парламентерском) флаге не может быть и речи, и от Петропавловска не останется камня на камне, с другой вслед за японским судном может придти наше русское, которое, будучи осведомлено о запасе угля в Петропавловске, может придти без своего угля
В случае прихода неприятельского судна имеется, кажется, в виду поездка на судно для сдачи Петропавловска представителя административной власти. Такое намерение, на мой взгляд, не может быть оправдано ни с точки зрения международного этикета (ведь мы считаемся культурным европейским народом), ни по своей конечной цели показать презрение к японцам, но тогда лучше, безусловно, совсем не ездить на судно».
Упоминающиеся Комаровым слова «белый флаг» и «сдача Петропавловска» следует понимать не как рассуждения о предстоящей капитуляции, а как реакцию на возможное предложение противной стороны вступить в переговоры об этом. Имеющиеся материалы говорят о небывалом патриотическом подъеме и единодушном желании всего камчатского населения постоять
за Отечество, да и весь последующий ход событий не позволяет предположить противное.
Священник, учитывая «тягостную неизвестность», в которой находилось все камчатское население, предлагал подготовить к плаванию и отправить стоявшую в Петропавловске шхуну «за известием хотя бы в Аляску, где есть телеграфное сообщение с миром. Такое сношение могло бы быть, по мнению моряков, окончено при благоприятной погоде и, принимая в соображения господствующие в настоящее время ветра, в две-три недели, тем более, что в Петропавловске есть опытный моряк, разумею А. П. Кантор, который, вероятно, не откажется послужить общей пользе. Такое применение шхуны мне казалось бы полезнее ея сожжения».
Шхуна действительно была снаряжена и вышла в море, но позже и с другой целью.
Наиболее вероятным способом захвата Петропавловска мог стать десант, высаженный прямо в Авачинской губе или на прилегающем к ней побережье. В связи с этим, особое внимание следовало уделить наблюдению за морем с Петропавловского маяка и ближайших мысов. Здесь в пределах видимости предлагалось установить сигнальные мачты. Местами их размещения могли стать мысы Бабушкин, Раковый, Сигнальный, «каковые пункты и служили пятьдесят лет тому назад» (подразумеваются события 1854 г.).
Передача сигналов посредством мачт была возможна только в ясную погоду. Наступающий же сезон обычно отличался обилием туманных дней. Поэтому смотритель маяка Косачев считал более надежной «шлюпочную сигнализацию». Для ее организации он просил отдать в его распоряжение две парусных шлюпки с экипажами.
Неизвестное судно с маяка можно было обнаружить за 2025 миль. Это расстояние оно могло преодолеть не менее, чем за два часа. В случае его появления, с маяка в Петропавловск тотчас же отправлялась бы первая шлюпка с известием об этом. Дойти до ковша она могла за два часа при ходе под парусами и за два с половиной на веслах. Вторая шлюпка высылалась бы после того, как была определена национальная принадлежность судна.
Помощник Сильницкого штабс-капитан В. Р. Векентьев разделял мнение Косачева о том, что в туман «шлюпочная сигнализация» будет более полезна, чем любая другая. Ее недостатком был тихий ход шлюпок, особенно в бурную погоду. К тому же в сильный туман эти суденышки, не имевшие компасов, могли заблудиться. Туман, окутывавший мысы, мешал передавать с них сигналы и посредством «береговой сигнализации». Правда, оставалась надежда на то, что в непогоду противник не рискнет входить в Авачинскую губу, опасаясь напороться на прибрежные камни.
Передача сигналов с мыса на мыс длилась не более двадцати минут. Векентьев предлагал предусмотреть три их разновидности (днем подаваемых дымом, ночью огнем). Первый сигнал обозначал, что на горизонте появилось японское судно, второй русское, третий под любым другим флагом. На каждом из трех передаточных постов следовало разместить по три человека с палаткой, теплой одеждой и запасом продуктов. Сменять их можно было через каждые пять суток.