Этот далеко не полный перечень феодальных повинностей говорит о том, что они представляли собой нелегкое бремя. Их сравнительно меньшая тяжесть, чем в метрополии, объяснялась не каким-то особым гуманным и пасторальным характером сеньориального строя в колонии, а местными специфическими условиями. Крестьянин мог в любой момент бросить землю и своего сеньора и поселиться в другом месте. Феодалу приходилось считаться и с тем, что вооруженный крестьянин мог защитить его от нападения индейцев. Кроме того, на всю систему феодальных отношений в Канаде оказывала влияние мехоторговля основа колониальной экономики. Скупка пушнины являлась более прибыльным делом, чем обработка земли. По этой причине крестьяне часто забрасывали свои участки и становились охотниками.
Таким образом, хотя общественные отношения в Канаде и выглядели как бы упрощенно-уменьшенным слепком аналогичных отношений в метрополии, феодализм здесь не был точной копией французского абсолютизма, поскольку вся феодальная система складывалась в соответствии с интересами торговли. Сам факт возникновения колонии это результат торговой экспансии Франции. Торговля сохранила свое первостепенное значение и на протяжении всего периода французского господства на Американском континенте, поскольку метрополия не имела возможности создать за океаном какую-либо другую более прочную экономическую базу.
Пушному бизнесу в Канаде благоприятствовали и некоторые внешние факторы. В канадских лесах проживали многочисленные охотничьи племена индейцев главных поставщиков «мягкого золота». Река Св. Лаврентия представляла собой идеальную торговую магистраль в глубь Североамериканского континента. Немалую роль играл и тот факт, что аристократическая Франция всегда была, благодатным рынком для ценной канадской пушнины. Все это привело к тому, что попытка Франции создать разноотраслевую колониальную экономику, придать ей более самостоятельный характер, не забывая об интересах метрополии, закончилась ничем. Шкурка бобра победила королевских кардиналов, губернаторов и интендантов.
С пушной торговлей в Канаде в тех условиях не могли соперничать никакие другие формы деловой активности. Выяснилось, что строительство судов в Квебеке дорогостоящее занятие, поскольку, помимо леса, требовалось еще ввозить
из-за океана металл или же налаживать его производство на месте. Веревки, свитые из конопли, выращенной абитанами, обходились не дешевле голландских. Для выловленной у канадских берегов рыбы нужна была недешевая по тем временам соль, да и доставка рыбы на далекий европейский рынок делала рыболовство неприбыльным. Для пушной же торговли хватало берестяного каноэ, чтобы погрузить товары, а затем меха, набора нехитрых предметов: ружей, ножей, топориков, горшков, чайников, одеял, яркой материи, побрякушек в виде стеклянных бус и, наконец, но далеко не в последнюю очередь, бренди. К тому же на пушной промысел по затрачивался такой тяжелый труд, как, например, на расчистку лесов для сельскохозяйственных угодий (чтобы расчистить арпан земли, человеку приходилось работать почти год). Немного смелости, знание местности, а самое главное бесцеремонность в обращении с туземцами обеспечивали успех.
В первые годы индейцы вообще сами доставляли меха в Монреаль. На обменные торги, которые устраивались там ежегодно ранней весной, прибывало по 400600 индейских каноэ с ценным грузом. Возможностью обменять за бесценок меха у индейцев и получить легкую прибыль не гнушался никто из жителей колонии. На торгах, которые открывал губернатор, обращаясь к индейцам как отец к своим детям и лицемерно напоминая о привалившем им счастье иметь дело с подданными короля Франции, присутствовали не только купцы, мелкие торговцы и абитаны. Немалое количество товаров попадало в руки сеньоров, колониальных чиновников и служителей церкви.
Оптовые торговцы скупали пушнину на месте и отправляли большими партиями за океан, получая за это свою долю прибыли. Стоимость награбленной пушнины постоянно росла, независимо от рыночных колебаний цеп на меха и причуд европейской моды. В 1667 г. из Канады было вывезено во Францию мехов на 550 тыс. ливров.
Канада, таким образом, превращалась в торгово-посредническую колонию. Причем и на месте за посреднические функции разгоралась борьба. Конкурируя между собой в погоне за пушниной, французы сами двинулись в леса, сооружая рядом с иезуитскими миссиями торговые фактории (иногда это было одно и то же) и выменивая меха на месте.
Ежегодно по канадским рекам и охотничьим тропам отправлялись сотни, а нередко и тысячи мелких скупщиков пушнины. Это было далеко не мирное наступление. «Лесные бродяги» подчас оказывались вовлеченными в ими же разжигаемые конфликты между племенами и становились неплохими мастерами по части снятия скальпов. Один из колониальных чиновников сокрушенно писал по этому поводу министру Кольберу: «Эти своевольные люди просто неженатые бродяги, не желающие работать на расчистке земли, что должно быть главной задачей добропорядочного колониста. Из-за своего безнравственного и беспутного образа жизни они учиняют бесчисленные беспорядки. Живя подобно индейцам, они уходят за 1215 сотен миль от Квебека скупать меха, которые индейцы сами бы доставили к нашим поселениям. Их распущенность и желание получить для себя любыми путями прибыль ведут к подлостям и оскорблениям, которые разрушают среди индейцев добрые представления о нашей нации»{31}.