Пошли, подойдя ближе, попробовал
я увести Яшку.
Хе! Вот еще! огрызнулся тот. И вдруг решительно спросил художника: Продаешь?
Глаза художника остановились на Яшке. Вот когда я отчетливо увидал их: карие и кроткие-кроткие, как у овечки.
Да Но, собственно, вам зачем?
Вот чудак! А может, пондравилась. Сколько?
Что сколько?
Денег, чего еще! Картина, видать, ничего, стоящая
Да гони ты его, мил человек, в шею! не выдержала соседка с ковриком. Какие у него, дьявола, деньги!
Раскаркалась! взъелся Стриж. Может, есть, да на твою мазню жалко!
Брысь, окаянный!
Сама брысь!..
Но позвольте, позвольте, робко вмешался в спор художник. Быть может, мальчика послали узнать родители
Воровать послали! Да мне-то что, вас же колпачат, обиделась торговка. И залилась: Эй, кому ковер, красочный, неплитанский!..
Дура! сплюнул в ее сторону Яшка. И опять к художнику: Сколько?
Я бы мог обменять, мальчик Желательно на продукты: сало, постное масло
А хрукт хочешь?
Что?..
Хрукт, говорю. Яблоки, груши
Художник пожал плечами.
Видите ли, это для меня роскошь. И потом: пусть все же посмотрят ваши родители
А ну, подыми! неожиданно властно приказал Стриж. Выше подыми, говорю, видать плохо. Еще! Еще малость! Вот так ничего, ладно.
Гляди, сейчас начудит Яшка, толкнул меня в бок толстый Федя.
Художник послушно поднял картину, заслонив от себя Стрижа, и я, несмотря на свою ненависть к Яшке, готов был прыснуть от смеха. А Стриж подбоченился, отошел дальше, прищурился и затакал:
Так так ничего ладно И вдруг подскочил, выхватил из кармана баночку с ваксой и в один миг намалевал на картине черную рожу.
Взрыв хохота, криков и ругани оглушил нас. Бабы сорвались с мест, схватили вопящего Стрижа, потащили. Мы бросились врассыпную. Чьи-то сильные руки поймали меня, поволокли вместе с Яшкой
В тесном, прокуренном помещении милицейского участка я оказался рядом с хныкающим Федей и Вовкой. Стриж продолжал истерично орать и ругаться с бабами, а наш бедный сосед сидел у столика и горестно лепетал:
А ведь я так надеялся заработать
Дома мне, конечно, попало.
Что он со мной делает! кричала мама. Ты посмотри, на кого ты похож! Где ты оторвал пуговицы?!.
Мама вертела меня во все стороны, как истуканчика, п без конца повторяла, что я не жалею таких дорогих вещей, как ботинки и брюки, что я скоро сведу ее с ума и что она сама пойдет в милицию и заявит на всех уличных сорванцов, которые не дают мне проходу.
Каких сорванцов! Каких сорванцов! не выдержал я. Ты же сама говорила, что они хорошие мальчики!..
Кто?..
Твои Федька и Вовка, вот кто! Ты сама привела их ко мне! И велела играть с ними! И гулять!..
Боже мой! простонала мама. Что же это такое? Что за жизнь! Что за дети!.. Будешь всю неделю сидеть дома и читать, читать, читать!
Эх, мама! Думает, мне самому хочется таскаться за Яшкой и удирать по грязи от «обозников». Но разве я виноват, что никому-никому из взрослых нет до нас никакого дела. Даже игрушек не продают в лавках.
А вечером мама пришла ко мне в детскую с Юрой и, застав меня за книгой, ласково прижала к себе и поцеловала.
Ты прости меня, Колечка. Я, конечно, сама виновата, что нашла тебе плохих товарищей. Но ты уже большой мальчик и сам должен понимать, что хорошо, что плохо. Ведь тебе завтра одиннадцать! Ну? Обещаешь мне не делать больше таких выходок?
А рядом с мамой стоял и как-то особенно улыбался Юра. И держал что-то завернутое в бумагу. Подарок догадался я. А ведь я и забыл, что завтра у меня день рожденья!
Мама еще раз поцеловала меня и вышла из комнаты, а Юра положил передо мной на столик бумажный сверток и сказал:
Уезжаю, брат.
Куда?! воскликнул я, в то же время косясь на столик.
В сёла. Кулачье урезонивать. Ни продналога, ни нужды народной признавать не хотят, зерно попрятали. Новых денег ждут да подороже хотят продать, шкуры! Вот мы, комсомольцы, и едем
Зерно отнимать?
Пока уговаривать. А там видно будет. Надо найти у кулаков хлеб и заставить их продать государству. Ну и продналог тоже. Ведь на Волге еще от голода не очухались, Красная Армия еще беляков не добила, вчера только Благовещенск освободила Вот какое, брат, дело!
Я с гордостью смотрел на своего старшего брата и с нетерпением поглядывал на бумажный сверток наверняка, подарок.
Я тебя понимаю, брат, продолжал Юра, там, в городе, тебе было легче: знакомых больше, меньше сорванцов, как говорит баба Октя. Только надо быть посмелей, Коля. И советую
не забывать, что сам-то ты брат рабочего. И отец наш из рабочей семьи. Не чурайся детей рабочих и держи себя смелей с Яшками да маменькиными сынками. Ну, и побьют когда не велико горе, а честь свою рабочую не роняй! И брось ты эти свои ботиночки, брючки, ходи, как все, проще. И ногам польза, и павлином среди воробьев не будешь. Договорились?