Но что с нашим городом, объясните!
Живут не житейски, а как-то монашески
четкие люди, как четки без нити.
Четкость не чуткость.
Которые падали
лежали. Их тут же вниманья лишали
не люди панцири,
не сердца скрижали.
Я заподозрил, что
город сонный,
хоть полон динамики и механики.
Дремотно крутились людские сонмы,
не дремали лишь хамы, хамки и хамики.
Вон пеший
движется пешкой
целеустремленно, обрадованно
Его повернули пошел обратно.
Вставил спину в сотню спин,
взял, что брали другие
Сплин?
Летаргия?
Для одних кортеж,
для других картёж.
Есть в колоде туз-макси, туз-мини.
Одна болезнь: «Поживешь-украдешь».
Одно лекарство: «Спиритус вини».
Спокойной ночи! Приятного сна!
Была старина, теперь новизна.
Новизна опостылела,
старина опустынена.
Сохнут охраняемые памятники.
Сонных убаюкивают маятники
Домотался я, дремля,
вплоть до местного кремля.
Увидел звонницу-бесполезницу,
на небосводницу влез по лестнице.
Сводит она серость с синевой,
возвышаясь в гордости немой.
Зевы Зевсовы свисают силой медной.
А под ними незаметной смертной
модница,
музейная работница,
за чтением романчиков
про девочек, про мальчиков
служит любопытству и культуре,
охраняя тишину на верхотуре:
«Гражданин, не подходите близко к краю!»
А внизу, под каменною гранью,
город корчится во сне многоглагольный,
видимый, как с неба, здесь, на колокольне.
Летопись вещает, что издревле
дремлет мир, но звонница не дремлет.
Ей ли долгих снов не поломать?
Лень положат под удары, как под розги,
колокол-отец, колокол-мать,
а вослед колокола-подростки.
Но люди позаботились,
чтоб сон их был стабильным,
и приковали с этой целью
колокола за языки к стропилинам
чугунной цепью.
На пробужденье отнимает чаяния
немых многопудовое молчание.
Девушка, а сколько звука в каждом пуде?
спросил парень рабочего вида.
А я ему на ухо выдал:
Давай город разбудим!
Мой напильник, твой навык исконный,
и языки раскованы!
Я уж дарил инструмент, как Крез.
Я видел смотрительницы заплаканность.
Я чувствовал: жизнь воскрешают окрест
сперва набат,
потом благовест
Но парень сказал, полуяблоко кушая:
Ишь, разбуди их, разбереди!
А что после сна, впереди?
Сто раз бывало не лучшее худшее
Я сразу стал сонно-степенным:
«Наберусь лучше завтра сил».
И постепенно вниз по ступеням
с неба на землю, как трус, затрусил.
РАЗДОРОЖЬЕ
Запечатанная Троя
несчастная Русь
Запечаленная тройка,
нещадная рысь
В дно глазниц, в оскал клычиный,
в спину и в живот кнуты,
в кулачины
воткнуты.
Как недуг твой назвать? Открой мне!
Азиатская ли желтуха?
Европейское ль белокровье?
Прежде жизнишка, нынче житуха!
Я в деревне избу построю
с глазами печальными-распечальными.
Запечатанную мою Трою
распечатали!
Распечатали, как конверт
Слёзы с сосенки, слёзы с ели
Распечатали, как коробку конфет,
и съели.
И, хрипя, получала поддых
уж не тройка, а пара гнедых.
Корчевали сады уголовники,
выставляя зады-уполовники.
Где заступа у челобитчика?
Неизвестный захватчик нов
Ну что ты выпучила, печка,
белки порожних чугунов?
Взгляни-ка: маковка пуста,
а колокольня безъязыка
И только в животе музыка
непреходящего поста.
Видно, черт своих скоморохов
с человеческими побратал.
И поджаривали нас на сковородках
с вышками по бортам
Серебряные кони
луну из Волги пьют.
Сиреневые кони
зарю копытом бьют.
Правят деятели
к обочине,
чтоб мы забыли и о дедине,
и об отчине.
Не варварской адскою силой творима
Вторая Италия из Третьего Рима.
Мы стали говорить не «класть», а «лóжить».
Телегу тянет ломовая лошадь.
Супонь ослаблена, хомут не душит.
А конь поводит ребрами недужит!
Со всех сторон кричат: поосторожней!
Не растревожьте груз на раздорожье!
С тракта, с наледи
страх-то на люди!
Погонщики охрипли от команд.
Всех ссорят сопромат и компромат.
Застыл ли, движется ли воз?
Все чувствуют себя, как в ВОС
(во Всесоюзном обществе слепых):
пусть тянет, если конь А если бык?
За отстающим нет погонь.
Кнуты занесены: как быть-то?
Куда поскачешь, гордый конь,
и где приклонишь ты копыта?
Более подробно о серии
В довоенные 1930-е годы серия выходила не пойми как, на некоторых изданиях даже отсутствует год выпуска. Начиная с 1945 года, у книг появилась сквозная нумерация. Первый номер (сборник «Фронт смеется») вышел в апреле 1945 года, а последний 1132 в декабре 1991 года (В. Вишневский «В отличие от себя»). В середине 1990-х годов была предпринята судорожная попытка возродить серию, вышло несколько книг мизерным тиражом, и, по-моему, за счет средств самих авторов, но инициатива быстро заглохла.
В период с 1945 по 1958 год приложение выходило нерегулярно когда 10, а когда и 25 раз в год. С 1959 по 1970 год, в период, когда главным редактором «Крокодила» был Мануил Семёнов, «Библиотечка» как и сам журнал, появлялась в киосках «Союзпечати» 36 раз в году. А с 1971 по 1991 год периодичность была уменьшена до 24 выпусков в год.
Тираж этого издания был намного скромнее, чем у самого журнала и составлял в разные годы от 75 до 300 тысяч экземпляров. Объем книжечек был, как правило, 64 страницы (до 1971 года) или 48 страниц (начиная с 1971 года).
Техническими редакторами серии в разные годы были художники «Крокодила» Евгений Мигунов, Галина Караваева, Гарри Иорш, Герман Огородников, Марк Вайсборд.