Алан Александр МИЛН ДВОЕ
Глава первая
I
Подумать только! произнесла она.
Реджинальду, непонятно почему, вдруг захотелось оправдаться.
В конце концов, сказал он, человеку нужно чем-то заниматься.
Дорогой, улыбнулась Сильвия, я же не упрекаю тебя.
Реджинальд на минуту задумался. Теперь он определенно чувствовал себя припертым к стенке. Что за ерунда!
Когда человек признается жене, что написал роман, начал он, отсутствие упреков, несомненно, можно считать одобрением. Но если бы ему достался менее сдержанный прием...
Дорогой, возразила Сильвия, я ведь сказала подумать только!
Ну да. И все.
Просто от неожиданности. Мне кажется, это замечательно. Я бы ни за что в жизни не написала романа.
Реджинальд Уэллард собрался было ответить, но раздумал. Что тут ответишь? Ничего. Разговор угасал. Жаль. Когда Шекспир сообщил Энн Хэтуэй, что закончил Отелло, сказала ли она: Подумать только! Я бы ни за что не написала? Наверное, нет. Впрочем, он ведь оставил ее прежде, чем написал Отелло, так что... А когда Мильтон объявил жене, что завершил Потерянный рай, как по-вашему, она... нет, это тоже не пойдет. Ведь Мильтон диктовал Потерянный рай жене, значит, она сама объявила ему, что написала поэму. Хорошо, а когда Китс... нет, Китс не был женат. К чертям всех. Что ж, ничего не поделаешь, Сильвия снова сморозила глупость. Какая жалость, она так хороша и мила, но то и дело, сама того не желая, говорит глупости. И какая жалость, что в последнее время он, сам того не желая, замечает ее промахи. Но он все так же любит ее. В каком-то смысле это расплата за их любовь.
Реджинальд вернулся к разговору:
Скажи, что бы ты предпочла прочитать роман сейчас или подождать, пока он будет напечатан. Его позабавила собственная самонадеянность. Я хочу сказать, если будет.
Конечно, будет, дорогой.
Это должно было ободрить его, но по непонятным причинам не ободрило.
Я думаю, продолжала она, если ты написал книгу, конечно, любой издатель ее опубликует с радостью.
Всякая надежда Реджинальда когда-либо увидеть свою книгу напечатанной исчезла.
Так как же? спросил он.
Лучше подождать, пока выйдет настоящая книга, правда? Представь, как чудесно будет однажды утром найти ее на столе, рядом с чашкой, и свернуться калачиком с ней на кушетке.
Уэллард уверил себя, что ждал именно этих слов, и удивился, что ответ ему не по душе.
Кроме того, добавила она, рукописи ужасно трудно читать.
Моя напечатана на машинке, пояснил он.
И ты сумел сохранить все в тайне? засмеялась Сильвия. Он тоже рассмеялся. Она поймала его руку, когда он проходил мимо, и легко коснулась ее губами, и вдруг оказалась еще милее и красивее, чем когда бы то ни было. И Реджинальду пришлось остановиться и сказать ей об этом. На что она ответила Разве?, и он должен был повторить еще раз. Но о книге она не сказала больше ни слова. И он тоже.
Разумеется, он сумел сохранить свое занятие в тайне. Реджинальду исполнилось сорок. Они поженились шесть лет назад. Ей сейчас было всего двадцать пять. Они жили в сельской местности, иногда наведываясь в Город. Реджинальд выпалывал сорняки в саду и держал двенадцать ульев. Это занятие не приносит дохода, но у него были так называемые собственные деньги, которые перешли к нему от родственницы, когда стали ей ни к чему, и он не заботился об экономичности своих ульев и сорняков. Он просто счастливо проводил время, уверяя трутней из всех двенадцати напряженно работающих ульев, что они избрали наилучший удел.
Однако, когда убедишься, что жена счастлива тоже, выполешь сорняки и обойдешь ульи, то рано или поздно обнаруживаешь, что у тебя масса свободного времени, и начинаешь думать не пора ли снова заняться прополкой. Говорят, каждый из нас носит в себе материал по крайней мере для одной книги кроме знаний, необходимых для того, чтобы, скажем, держать двенадцать ульев или для чего-либо другого; и вот однажды Реджинальд, увидев, как цеанотус (Gloire de Versailles) обвит вьюнком или вьюнок обвивается вокруг цеанотуса, вдруг расхохотался... И вьюнок так и остался на месте, а Реджинальд сказал себе: А ведь из этого может выйти недурной рассказ.
Сначала ему показалось, что эту идею стоило бы пересказать Бакстеру