Впрочем, царские чиновники делали все зависящее от них, чтобы решения об учреждении станции остались лишь на бумаге. Три года тянулась волокита с утверждением Устава. Никаких средств на организацию станции отпущено не было. Журавский вынужден был вложить все свое состояние на строительство дома, скотного двора, лаборатории, на приобретение скота, машин и орудий.
Андрей Журавский был настоящим рыцарем науки, бескорыстным воителем, который борется не за чины и звания, а за истину. На полях станции и в окружающих деревнях он испытывал до шестидесяти сортов культурных растений, применял селекцию, занимался семеноводством. Казалось, Андрей Журавский решил бросить вызов самому господу богу, доказав, что человек, влюбленный в землю, может преобразить ее. Там, где до него с грехом пополам сеяли только рожь, Журавский вырастил овес, яровую пшеницу, гречиху, лен, коноплю, брюкву, редьку, горчицу, редис, фасоль, картофель.
В 1905 году, двадцати четырех лет от роду, Журавский за свои работы был удостоен Большой медали Пржевальского, хотя по статуту полагалось вначале получить малую.
Журавский работал горячо, одухотворенно, не щадя себя. С утра до вечера на полях, ночами в лаборатории, за письменным столом. За короткое время из-под его пера вышли десятки статей.
Он был не только отличным селекционером, агрономом, его интересовали также вопросы истории края, социология и многое другое. Журавский не ощущал себя в Усть-Цильме сторонним наблюдателем, он старался зажечь своей верой и влюбленностью всех окружающих. Шел навстречу людям с открытым сердцем, щедро отдавая им все, чем был богат. Те, кто видел своими глазами сделанное им, не могли не верить ему. А вот петербургское начальство встречало отчеты Журавского с кривой скептической ухмылкой. Программа работ Печорской опытной станции, посланная в столицу, получила убийственную оценку комитета Департамента земледелия. Но Журавский был не из тех, кого можно остудить насмешками и отказами. Он продолжал писать, доказывать делом и фактами, что на Печоре вполне возможно культурное земледелие.
В одной из своих работ он отмечал: «в конце XVIII столетия, когда достаточного подвоза хлеба не было, а пушнина и рыба были очень дешевы население Печорского уезда питалось исключительно своим собственным житом Картофель еще 15 лет тому назад ни один старообрядец Усть-цилемской волости не сеял, считал ее за «заморскую чертовщину» С грустью прочитал я о том, что Губернский комитет потребление населением Печорского уезда больших количеств привозного хлеба объясняет «незначительностью урожаев» и «суровостью климата»».
Ученый должен быть реалистом: исследования основываются на фактах, не на фантазиях. Но плох тот ученый, которого не поднимают ввысь могучие крылья мечты, который не пытается заглянуть в будущее.
Журавский был и реалистом, и романтиком. Опираясь на известные ему факты, он видел преображенной в недалеком будущем всю Большеземельскую тундру: «человек и труд его вне сомнений и Большую землю превратят из царства мхов и вечной мерзлоты в область, где, разумеется, не будут расти апельсины, каштаны и грецкие орехи, но где раскинутся, среди обширных площадей пышных лугов и полей, рощи ныне не растущих здесь деревьев; ведь
и теперь в Усть-Цильме получаются 15-фунтовые кочны капусты, саженные стебли конопли и 150-пудовый урожай ячменя там, где еще 17 лет тому назад собирали голубику да морошку Вдохнуть жизнь в «мертвую землю» Большую землю может только человек А пока она остается «тундрою» для всех, за исключением немногих верующих, которых современники не могут не считать «фанатиками»»
Да, Андрея Журавского и его помощников многие считали «фанатиками» (это еще мягкое слово, употребляли и более резкие «ненормальный», «прожектер» и др.). Им чинили уйму препятствий не только в Петербурге. Местные кулаки-богатеи не могли простить, что ученый всей своей деятельностью подрывает их власть. Ведь он стремился к тому, чтобы земля давала большие урожаи, хорошо кормила своих пахарей. А это значило крестьяне не станут покупать привозной хлеб, не будут занимать зерно у кулаков, освободятся от кабальной зависимости.
И кулаки решили расправиться с молодым ученым. Подкупленный ижимскими богатеями, счетовод опытной станции 28 августа 1914 года выстрелом в затылок подло убил Андрея Журавского, которому едва минуло тридцать три года. Так оборвалась жизнь замечательного человека. Он не был революционером-марксистом, не занимался политикой, он делал революцию в научных взглядах на проблемы северного земледелия. А подлинная наука всегда служит освобождению народа от пут прошлого, отжившего. Революционеры отлично понимали это. Не случайно на похороны Журавского прибыла группа политических ссыльных с венком из колосьев. На ленте венка была сделана надпись: «Добровольно ссыльному от группы ссыльных»
О том, как сегодня претворяются в жизнь научные идеи Журавского, как сбылись его предвидения, я расскажу в следующей главе. Сначала же мне хочется познакомить читателей с тем селом, где когда-то жил Журавский.