А у золотого дракона нет дома, и сегодня от этого он по-новому ощущал свою инаковость как будто вдруг обнаружил, что у него нет кожи.
Золотой дракон всегда был ничей. Но раньше ему хотя бы было куда возвращаться.
Раньше домом золотого дракона был Донкернас, и неважно, насколько это нравилось Илидору или Донкернасу. Там Илидор появился на свет, взрослел и познавал мир, там жили его ближайшие сородичи, туда он возвращался из поездок ближних и дальних, желанных и отвратительных.
Донкернас хранил маленькие привычки и привязанности, сросшиеся с телом, с головой, со всеми органами чувств золотого дракона. Привязанность к душистым холмам Айялы, пусть и изрядно омрачённым «крышкой» над небом и натыканными неподалёку эльфскими теплицами. Привязанность к дереву бубинга среди зарослей крапивы, по которому Илидор до сих пор немного скучал. Временами он вспоминал и ощущал странную острую тоску, когда вспоминал что между корней дерева бубинга остался тайник, куда Илидор собирал всякие мелочи, которые собирался обменивать на монетки, еду и крышу над головой в первое время после побега. Быть может, они до сих пор лежат там два кусочка меди, пузырёк средства от моли, мешочек гвоздей и горстка семян редких трав, которые росли в холмах Айялы. Эти маленькие сокровища казались такими важными до побега, дракон возлагал на них столько надежд и десятки раз представлял, как будет обменивать их в Хансадарре, кто ж знал, что бежать придётся внезапно и без всех этих маленьких сокровищ. Так они и остались в Донкернасе: такие дорогие прежде мелочи, кусочки несбывшихся планов, помнившие прикосновение рук совсем другого, тогдашнего Илидора. И дерево бубинга осталось в Донкернасе молчаливое напоминание о том, что когда-то среди его ветвей устраивал свою норку золотой дракон, который всех вокруг раздражал.
А может быть, эльфы срубили дерево бубинга, чтобы не торчало в виду замка как издёвка. Или, быть может, дерево срыли другие драконы, обнаружили тайник под корнями, и утопили находки в выгребной яме, издевательски хохоча. Ведь ещё неизвестно, эльфов или драконов в большей степени взбесил и напугал побег Илидора, единственный успешный побег из Донкернаса за двести лет.
В воде плеснуло то ли рыба ударила хвостом, то ли что-то уронила одна из змеептичек. Эти тварюшки сегодня почему-то не разлетелись по дневной жаре и всё раздражали небо своими длинными хвостиками.
На берег прибрела хорошечка подросток размером с собаку, стала топтаться около Илидора.
Совсем недавно золотой дракон был уверен, что по-настоящему он вернулся домой после побега из Донкернаса, когда пришёл к Такарону, горе, породившей драконов. Когда услышал голос своего отца-горы, голос вод и руд в глубоких подземьях, шёпот костей с драконьих кладбищ и байки гномьих призраков, увидел жёлто-зелёную текучую лаву и призраки гномских машин, которые погибли в войне с предками Илидора.
Разве мог Илидор представить, что в конце пути, благодаря счастливому стечению обстоятельств, помощи отца-Такарона и шальной звезде, которая оберегает всякого золотого дракона, он сумеет победить свой ужас перед живыми машинами и скрещами и более того: сумеет подчинить их себе? Это было одно из самых пронзительно-светлых и печальных воспоминаний Илидора: те бесконечные и такие краткие мгновения, когда он стоял на камне перед своей небольшой внезапно обретённой армией машин и скрещей, когда волны их обожания захлёстывали его блестящими вихрями, когда Илидор
делился с машинами и скрещами своим светом, а машины и скрещи возвращали ему свою признательность, свою верность, своё тепло. Никогда и нигде больше золотой дракон не чувствовал себя настолько на своём месте, никогда и нигде не был способен на большее, не знал и не желал столь многого, не ощущал себя настолько жданным, нужным, уверенным и достаточным.
Единственный раз в жизни, в те краткие и быстротечные мгновения, Илидор ощущал не шальную, а настоящую уверенность: его достаточно. Для всего, что он только пожелает совершить.
Да, придя в Такарон, Илидор был совершенно уверен, что вернулся домой. Но можно ли называть домом место, где не прекратились твои попытки к бегству?
После Такарона золотому дракону пришлось двигаться дальше, и чем дальше двигался золотой дракон, тем больше он был ничей.
Привет, Илидор!
Дракон вздрогнул и обернулся.
Ему махали сразу несколько жрецов и жриц из тех, кто шёл к берегу синего озера.
Приветствую тебя, друг Храма! прогудел высокий пожилой жрец.
Илидор! махала совсем юная жрица с рыжей косой. Солнечного дня!
Дракон нерешительно помахал в ответ.
Илидор, на миг от процессии отделилась Фодель, протянула руку.
Илидор коснулся кончиков её пальцев, и Фодель тут же снова растворилась среди других жриц и жрецов.
Дракон обнаружил, что улыбается.
Процессия в голубых мантиях, разбавленная пёстрыми нарядами людей-старолесцев и кожано-меховыми пятнами-котулями, текла вдоль берега. Многие жрецы и жрицы напевали, вроде как тихонько и вразнобой, и голоса переплетались, гудели, звенели, рассыпались над озером сияющими бусинами.
Да не угаснет в твоей груди осколок отца-солнца, певуче пожелала худая востроносая жрица. Она несла в охапке сонного голопузого ребёнка и улыбалась.