Он смотрел жестко
и устало, и мне вдруг невыносимо захотелось обнять, прижаться, поцеловать. Сказать: «Ну и дурень же ты, мой крутой космический волк! Совершенно невыносимый дурень!»
А он медленно, будто сил не осталось шевелиться, провел рукой по лбу, потер ссадину, поморщился и сказал:
Честно, конечно.
Ринар привез, откуда еще, сам подумай.
Хмыкнул:
А если правильно?
А правильно вот так, я привстала на цыпочки и крепко обхватила его за шею, даже руки в замок сцепила. Не хочу тебя отпускать. Знаю, придется. Но и ты знай, помнишь, надо возвращаться? Я буду ждать. Всегда. Отовсюду. Возвращайся только, слышишь?
Тут бы самое время для красивого поцелуя, но я уткнулась лицом в его плечо, в рубашку, пропахшую потом и почему-то горячим металлом, и самым что ни на есть глупейшим образом разревелась. Аяр нежно гладил меня по голове, перебирал волосы и, зараза, молчал, и я, наверное, поэтому никак не могла успокоиться. Пока он не вздохнул как-то особенно глубоко, уселся, усадив меня на колени на ручки, как маленькую, ну что за невозможный мужчина! и
И я подумала, что ослышалась, потому что этот тип невыносимый спросил:
Замуж за меня пойдешь?
Не мучайся, фыркнула я, будто я тебя без этого ждать не буду? Буду.
Будешь, согласился он. А я буду возвращаться. Всегда, обещаю. К жене. К любимой жене, тут же, спохватившись, внес поправку. Нет, ну вы видали шантажиста
Ладно, я всхлипнула, вытерла глаза и глубоко-глубоко вздохнула. Ладно, черт с тобой, замуж так замуж, авось разберемся, взрослые же люди. Главное, ты запомни это свое обещание. Вот прям накрепко запомни!
Конечно, очень серьезно сказал он, и мы наконец поцеловались. Долго, солоно от моих дурацких слез и очень-очень сладко от счастья.
Эпилог Двадцать лет спустя
Но когда цветут яблоневые сады, вряд ли кто думает о грядущем урожае разве что я, но мне по должности положено. Зрелище стоит любования само по себе. Раскидистые деревья усыпаны цветами снизу доверху и напоминают подсвеченные алым закатом кучевые облака. А запах! Сладкий медовый аромат кружит головы людям, привлекает басовито гудящих пчел, и даже «пчелки»-рирсеттиа с каждым годом все чаще строят из себя добрых соседей, оформляют все положенные документы и прилетают в Алидию нарочно ради любования этим чудом.
Ну а для горожан первая неделя цветения яблонь давно превратилась в праздник, не хуже любования сакурой в оставшейся за многие световые и обычные годы Японии.
Моя двадцатая весна на Райале Двадцать лет назад впервые зацвел мой первый здесь сад, всего сотня молодых деревьев. Теперь сады окружают город со всех сторон. Я справляюсь, роботизация великая вещь; но и первые ученики уже начали работать сами. Нет, я не заделалась профессором, это Ринар каждый год подбрасывает двух-трех желающих научиться и, так сказать, расширить и продолжить дело. Я не против, только «за».
Наш с Аяром дом, просторный, в самый раз для большой семьи (и нет, я не райальские «семьи» сейчас имею в виду!) стоит на месте моего первого «садового домика». Квартиру я отдала обратно, как только мы поженились, но и у Аяра жить не стала, наоборот, он перебрался ко мне. За эти годы город подобрался совсем близко к нашему дому, и место стало идеальным для жизни все еще тихо, но не совсем уж на отшибе. Хотя о какой тишине может идти речь, когда
Пригни-ись! с диким визгом проносится над головой Машка коса растрепалась на ветру, в темных волосах запутались розовые лепестки. За ней гонится Раяна, такая же растрепанная, хохочущая, орущая:
Не уйдешь, плодожорка вредная, все равно поймаю!
А вот и не поймаешь, не поймаешь! Машка, визжа и хохоча, перелетает через забор и выписывает зигзаги над рекой. А к Раяне присоединяется Итар, наш младший. Сейчас возьмут главную хулиганку в «клещи», вымочат в реке, а потом все втроем прилетят сушиться. Пора ставить чайник.
Скайт адское изобретение, как по мне, но дети готовы носиться на нем с утра до ночи. Аяр одобряет быстрота реакции, пространственное ориентирование, все такое. Я, как всякая мать, ворчу: «Главное, шеи не сверните себе, летуны». Да, блок безопасности там есть, но абсолютная безопасность недостижима
в принципе.
Но за поцарапанное дерево я взорвусь уже не как мать-наседка, а как главный агроном-садовод, и это мои хулиганы знают твердо. Так что слалом между яблонь проходит крайне аккуратно. Вот над рекой побеситься святое дело.
Высокие технологии, я к ним уже привыкла. Жизнь облегчают здорово. Роботизация в саду это даже не цветочки, а так, пустяки, дело житейское. Вот с медициной все на самом деле волшебно, фантастично и непередаваемо прекрасно. Мне, если с земными годами считать, уже шестьдесят два. Почти пенсионерка! А в зеркало посмотреть тридцать, край тридцать пять. И чувствую себя на те же тридцать! Да что говорить, если здесь деятельная молодость длится лет до ста двадцати. Еще и рожать могу, хотя, как по мне, пятерых вполне достаточно. Я-то вообще троих планировала, но на третий раз у нас получились близняшки, а еще через два года случился нежданчик-Итар.
Сейчас уже полегче: трое младших хулиганят, зато двое старших умчались в город, у них любование яблонями в своей компании. Думается мне, что там все уже по парочкам разбились, но знакомить с родителями старшие сыновья никого пока не приводили. Рано им в серьезные отношения, у обоих в голове космодесант, дальние экспедиции, романтика странствий и открытий. Ничего, вырастут поумнеют. Что за радость в дальних странствиях, если никто не ждет дома?