и финансовым аналитиком из Кремниевой долины,
2035 г., за полгода до банкротства и депортации.
Слепой, налетчик пустоши
Ветер налетал порывами. То его не было вовсе, и повисал мертвый штиль, то вдруг он начинал рвать и хлестать. Щелкать, как кнут, когда на пути попадались преграды из металла или шифера Ветер приносил с собой запахи мазута и гари. Запахи беды и катастрофы. Упадка и гниения.
Ящер! тихо позвал Слепой. Будет буря? Что думаешь?
Будет, командир, разведчик в сером пятнистом камуфляже, слегка потрепанном, но еще крепком, даже не обернулся, продолжая смотреть на горизонт, на клубящиеся тучи. Но не раньше, чем через час. Успеем дойти.
Винтовка казалась продолжением рук, настолько редко его можно было увидеть без нее. Минуту назад он приник к оптике, что-то высматривая в роще голых засохших апельсиновых деревьев, но сейчас был спокоен. А его чутью командир маленького отряда доверял.
Посмотрев вниз, тот, кого в Ржавых землях знали как Слепого а раньше под другим, ныне забытым именем увидел лужу, покрытую радужной маслянистой пленкой. А ведь когда-то тут была процветающая ферма, на сотне гектаров выращивали фрукты и овощи. Теперь от хозяйственных построек остались коробки стен без крыш, а поля затянуло илом. Линия железобетонных столбов, ушедших на несколько футов в грязь, обозначала направление к городу.
Слепой тряхнул головой. С поверхности мутной воды на него глядел потертый жизнью, но еще не старый мужик. В темной пропыленной одежде, с черной повязкой на левом глазу. Правый светился умом и волей, которая всегда заставляла его врагов отступать, а товарищей прислушиваться к нему. Он настолько привык обходиться одним глазом, что почти не ощущал неудобств. И сужения поля зрения тоже уже не замечал.
Отхлебнув из фляги, висевшей на поясе, он поморщился. Фляга хорошая, армейская, с камуфляжным чехлом. Но вода была затхлая и вдобавок еще пахла машинным маслом и пластмассой. Прополоскал рот, но воду не выплюнул, а проглотил.
Нет, у них не было дефицита питьевой воды. Контролируя три скважины, два десятка колодцев и устье чистого, незагрязненного ручья, который брал свое начало в Каскадных горах, а также несколько километров его каменистого русла, бригада даже продавала воду всем желающим. И для питья, и для полива. Конечно, у местных реднеков, чиканос и особенно городских беженцев не было денег, поэтому платили они за живительную влагу в основном натурой, отдавая не меньше половины своего урожая. А ведь еще существовал налог за защиту. Который они тоже платили бригаде. Поэтому, когда урожая не хватало, чтобы рассчитаться, платили своим трудом, практически рабским. И все равно оставались должны, попадая в кабалу. Что поделаешь, жизнь жестокая штука.
Потрескивал в кармане разгрузки счетчик. Нужная вещь там, где вода размыла
и разрушила не только фруктовые плантации, но и немало химических предприятий и пару АЭС. И так же потрескивала рация, включенная на сканирование эфира на самых популярных в Долине частотах. Но эфир был пуст. Все попрятались в ожидании песчаной бури. Самое время, чтобы сделать вылазку и собрать все ценное, что могло остаться от разграбленного каравана старьевщиков из города.
За ним шли, ступая почти след в след, как серые тени, его бойцы. У многих лица были закрыты платками на манер арабских шемагов. Хотя как раз арабов среди них сейчас не было.
Некоторые из местных почему-то не доверяли мусульманам. А сам он плевал на предрассудки и не доверял никому.
Через полчаса они миновали межевой знак опору линии электропередач со скелетом на самом верху. Костяк был настолько отбелен временем, солнцем и ветрами, что уже не привлекал ворон, а его отдельные части были искусно соединены проволочками, вставленными в просверленные дырки, и только за счет этого держались вместе. Костяная рука, подвязанная веревками, указывала на север, как стрелка компаса. Костей, конечно, был недокомплект чертов шутник использовал только самые крупные. Ящер даже помнил его прозвище, хотя того шутника уже почти год не было в живых, а его собственные кости растащили койоты.
Они шли вдоль шоссе, которое можно было узнать только по ободранным рекламным щитам и проржавевшим дорожным знакам. Кругом было поле засохшей грязи, из которого торчали редкие автомобили в основном легковушки, то отдельно, то сбившиеся в кучки. Среди них возвышались несколько бензовозов с давно сухими цистернами и пара фур, разграбленных еще в первую неделю Потопа.
По мере приближения к Сакраменто машины попадались все чаще. В них почти не было мертвецов, потому что беженцы кроме самых глупых и жадных успели их бросить, видя приближение волны. Но дальше в сторону мегаполиса скелетов попадалось более, чем достаточно, потому что дороги были запружены, и далеко не всем удалось добраться до возвышенностей. В самом городе катастрофа застала людей врасплох и многие не смогли спастись, потому что эвакуацию объявили слишком поздно, и волна цунами прошлась по городским улицам, поднимаясь в узких местах и низинах до третьих этажей. Выжили те, кто успел забраться выше. Все, кто не хотел бросать свои дома и имущество отправились на корм рыбам. Сами рыбы, впрочем, недолго радовались море отсюда ушло, и осталось болото, которое постепенно высыхало под жарким калифорнийским солнцем. Теперь тут была пустошь.