Вот и сейчас председатель колхоза стоял на крыльце и кричал женщинам, что обступили его про трудности на пути к коммунизму и про голод в Африке. На чистом русском. Нет, скорее на нечисто русском. Андрей Семёнович, был до увечья грузчиком на железной дороге и каждое второе слово было матом и выдавал он их с такой скоростью, что даже прилично знавшие русский Штелле и Штанмайер щурились стараясь перевести это у себя в голове. Выходило с трудом.
В ответ женщины, выучившие по-русски только два слова "колхоз" и "работа" орали на Крохова и совали ему под нос плачущих грудных детей. Продолжалось это довольно долго и неизвестно, чем бы закончилось, но тут решил всё же Август Сеппэлевич вмешаться и прикрикнув на женщин, выдрал из толпы самую бойкую Ольгу Тилл, и спросил, чего припёрлись, почему не в поле.
Дети плачут не переставая, есть хотят, выдайте хоть по несколько фунтов зерна! и этому плачущего ребёнка сунула под нос.
Зерно только на посадку и то может не хватить.
Дак, что нам с голоду умирать! и опять все бабы заголосили хором.
Уважаемые фрау, мы с председателем сегодня подумаем. Наверное, начнём кормить людей на полях, снова попытался успокоить женщин Штанмайер.
Чем?
Август тяжело вздохнул:
Сварим похлёбку из картошки и брюквы, чуть лебеды и крапивы добавим.
Женщины снова зашумели, но уже не так бойко и дети, видно устав плакать, почти успокоились.
Идите на работу, не доводите до греха. Не дай бог милиция из города нагрянет.
Упоминание милиции совсем фрау успокоила, и они по одной стали расходиться.
Что ты им сказал Август Сеппэлевич? так председателя сельсовета кроме Крохова только ещё Кравец называл. Не принято было у немцев величать по отчеству.
Что сварим им такую же похлёбку, как и свиньям. Ты, председатель, не доводи до греха, а то ведь побьют тебя женщины, дай команду. И пацанов пошли крапиву молодую собрать. А завтра давай собирайся в Омск поедем. Нужно подумать, чем людей кормить.
Я не поеду. Меня за самоуправство тут же из партии выпрут, а то и глядишь арестуют, Крохов зашёл в сельсовет и зло хлопнул дверью за собой.
Рейнгольд тихонько зашёл за ним и стараясь не попадать под горячую руку, проскользнул за угловой стол его законное место.
Андрей Семёнович посидел чуток, обхватив голову, а потом вскочил и стал сильно прихрамывая на правую ногу, что после давнишнего перелома срослась неправильно, и теперь была короче левой, нарезать круги по кабинету. Потом утомившись, видно, встал напротив Штелле и, цедя слова, словно монетки отсчитывал, проговорил.
Роман, ты дай команду. Ну, там Ну, понял Я это рукой махнул, Не, не поеду. Арестуют ссуки. Что делать-то!? Да, ты сиди! он снова махнул рукой.
На сколько человек. Амбар почти пустой. Надо свиней резать.
Умный!!! Вон садись на моё место, да если я только заикнусь об этом в райкоме, тут же поеду на Сахалин. Думай, давай, ты же грамотный.
Я?! опешил Штелле.
А! Иди, Роман, дай команду. Плохо мне.
Это было правдой. Крохов был белый совсем, даже синюшный. И дышал как-то порывисто. И не похмелье было тому виной, хоть и разило от него, как из помойки.
Идите домой, товарищ председатель, я, конечно, дойду до свинарника и дам команду. Только вы хоть строчку чиркните, мне Эрнст не поверит.
Чиркну, Андрей Семёнович плюхнулся на стул за своим столом и, правда, попытался что-то написать, и тут его как-то скрючило, и он боком завалился на пол, да ещё и головой ударился об деревянный из толстенных досок собранный пол. Гулко так получилось.
Рейнгольд бросился к председателю, но что делать не знал, и выбежал на крыльцо, где, свернув толстенную козью ножку, приводил нервы в порядок Штанмайер.
Тот, войдя в избу, пощупал на шее пульс у Крохова и, крякнув, прорычал, скорее, чтобы хоть что-то сказать.
Допился. Удар должно быть.
Давай, запрягай телегу, в город его повезу. Тут без врачей не обойтись.
Лошади не кормлены, ни одна не доедет до Омска.
Донер Ветер! Покорми!
Чем? Овса уже две недели нет.
Сынок, не дури, нужно отвезти председателя в Омск, подумай, если он здесь окочурится, то милиция ведь приедет разбираться и точно вызнает про бунт бабий. Пересажают всех. Думай.
У выселенных можно купить, но дорого.
Да, чёрт с ним! Сколько надо говори!
Рублей двадцать, пожал плечами Штелле.
Ого! Штанмайер посмотрел снизу вверх в глаза Рейнгольда и, не увидев, видно, в них блеска наживы, сдулся как-то и, пошарив по карманам, вынул мятые бумажки и мелочь.
Пересчитали. Семнадцать рублей пятьдесят девять копеек.
Хватит? зло почти посмотрел на писаря, словно это он за такие сумасшедшие деньжищи торбу овса продаёт.
Я объясню, что случилось и чем может закончиться.
Ну, ну, этим куркулям Ладно, беги уже.
Интермеццо второе
В очереди стоит парень с длинными волосами. Подходит бабушка.
- Девушка, ты последней будешь?
- Я не девушка!
- Вот глупая, нашла, чем хвастаться!
Васька Блюхер имел отношение к легендарному фельдмаршалу, поколотившему Наполеона самое непосредственное. Нет. Потомком не был и даже дальним родственником, и то не был. А если вдумчиво подумать, то и однофамильцем не был.
Генерал-фельдмаршал Гебхард, мать его, Леберехт имел фамилию фон Блюхер, а если уж совсем начистоту, то von Blücher.