Зореславич не ошибся. Росы ещё не начали бросать вязанки хвороста в ров, когда со стены крикнули:
Росы, мы войны не хотим! Здесь верховный жрец и все деснянские старейшины, они хотят говорить с вашим князем.
Нечего с людоедами говорить! зашумели было венеды, но Ардагаст махнул рукой: пусть выходят.
Приоткрылись тяжёлые ворота, через ров был переброшен мостик, и из городка вышли десять стариков с резными посохами. Впереди неторопливо, с достоинством шёл Владимир совершенно седой, но по-прежнему могучий, ещё и теперь способный выйти на медведя. Рядом тяжело ступал, опираясь о двоерогий посох с замысловато закрученными концами, верховный жрец Ажуол. Все старейшины были в голядинских чёрных кафтанах, лишь один в венедской серой свитке.
Владимир поклонился царю и, возложив обе руки на посох, сказал:
Царь Ардагаст! От тех, кто в битве уцелел, мы знаем: светлые боги за тебя, сам Чернобог тебя одолеть не может. А мы люди, не боги и не черти. Мы все, деснинская голядь, готовы покориться тебе и давать дань, какую укажешь.
Не верь людоедам, царь! воскликнул Волх. Сейчас тебе что угодно пообещают, а уйдёшь за старое примутся.
Тебе с них дань брать только лишние хлопоты. Лучше уведи их с Десны подальше, чтобы не вернулись, а их земли отдай нам, северянам. В Черной земле уже теперь тесно, сказал Славобор. Он уже не горячился, как вчера, а говорил рассудительно и важно, будто старейшина. Битва сильно подняла молодого парня в собственных глазах и в глазах его воинов, да и прочих венедов.
Никакой с них дани! Вон людоедов из леса, без них зверья хищного хватает! зашумели венеды.
Вчерашнего озлобления, однако, не было. Поостыв после битвы, венеды уже не призывали ни истреблять голядь, ни есть её.
Вперёд выступил старейшина в серой свитке:
Солнце-Царь, смилуйся над голядью. Я Путша, старейшина села Высокого. Владимиров род нас укрыл от Гимбута, не пустил «кабанов» его в городок.
Мы бы никогда не пошли на тебя, избранник Солнца! Гимбут нас заставил, угрожал городки разорить, если не дадим воинов. А нам верховный жрец Ажуол говорил: Перкунасу этот поход не угоден, наперебой заговорили старейшины голядинов.
Ажуол святой жрец, громко всхлипнул Радвила. Если бы я тогда в Тушемле послушал его, а не этих полумедведей!
Какие вы тут все святые да праведные, иронически прищурился Ардагаст. Мы, случайно, в Ирий не забрели? Одно село спасли награди вас Даждьбог,
а где остальные делись? Где вы были, когда «кабаны» чуть не у вас на глазах людей ели? Или Гимбута князем без вас выбирали? В голосе Зореславича звучал гнев.
Что мы могли сделать против Гимбута? С ним были лучшие воины племени, развёл руками один из старейшин.
Вы могли впустить венедов в городки, закрыться в них и позвать меня на помощь. Я бы поспешил даже с одной конницей.
Твои всадники быстры, но Гимбут до их прихода успел бы разорить не один городок. Мы что же, должны были погибнуть ради людей другого племени? В голосе старейшины звучало самое неподдельное удивление.
Да, должны были! безжалостным тоном ответил Ардагаст. Так велит Огненная Правда.
Чьё ваше племя? Какого бога Белого или Чёрного?
Мы не знаем таких богов, растерянным голосом сказал старейшина и вопросительно взглянул на Ажуола.
Но вместо него ответил Вышата:
Белбога вы зовёте Владыкой Судьбы и Первейшим, Чернобога Поклусом, и Вельнясом, и Кавасом! Теперь вспомнили, что есть Свет и есть Тьма?
Мы голядь... Мы чтим всех богов. Голос старейшины дрожал. Городок его был самым северным на Десне, и всё, что происходило среди богов и людей за пределами его рода и племени, старейшину мало тревожило. И вдруг словно боги перенесли его вместе с родом в другой, огромный и непонятный мир. И правил в этом мире золотоволосый князь с золотым мечом, и его голубые глаза с гневом глядели на старейшин.
Всех чтите? Я это видел вчера на Белизне. Ни один из ваших, насильно на войну уведённых, ко мне не перешёл. Вместе со всеми чествовали Чёрного с Гимбутом, вместе со всеми орали: «Всех не съедим, нам рабы нужны!» Так вот, сами теперь станете рабами. Слушайте мою царскую волю: один лишь Владимиров городок будет стоять, как прежде. Остальные сдадите моему войску со всем, что в них есть. А ваши роды пойдут со мной на юг, в Полянскую землю. Что в руках унесёте, то и ваше. Будете для нас, росов, землю пахать, скот пасти, рыбу ловить. Когда заработаете себе на выкуп, можете, по венедскому обычаю, хоть в нашем племени остаться, хоть идти на все четыре стороны. Можете и сюда вернуться, но жить будете вместе с венедами. А городков здесь вовсе не будет, кроме Владимирова. И ещё: всех, кто человечину ел, выдадите. На смерть.
Старейшины покорно склонили головы. Золотой князь был нещаден, как солнце в летнюю жару, но справедлив.
Молчавший до сих пор верховный жрец с горечью произнёс:
Во всём виноват я. Что всю жизнь терпел людоедские обычаи. Что не проклял при народе именем Перкунаса всех, кто пошёл в этот бесовский поход. Что не поднял вас на войну с Пекельным и его полчищем. Надеялся в стороне остаться и вас тому же учил... Разреши мне, царь, идти на юг вместе с голядью. Если тебе нужен такой старый раб...