Часть войска Ардагаст поставил беречь коренные земли на Днепре и Тясмине, поручив её Ардабуру. Остальная рать выступила на запад, по водоразделу Припяти и Буга. Достигнув Случи, войско повернуло вдоль реки на север. Слева, за белой гладью реки, кое-где виднелись крытые соломой мазанки словен западных венедов. Справа стеной вставал угрюмый дремучий Чёртов лес.
Венеды, что пошли за Ардагастом, были полянами. Они лишь недавно, да и то не все, были оттеснены Сауаспом на окраину леса. О лесе и его обитателях они привыкли судить с опаской и пренебрежением, словно о нечистой силе. Вечерами у костров слышались разговоры:
Лесовики, они сами вроде зверей лесных. Здесь вот прежде нуры жили, так они все волколаки, каждый хоть на два дня в году волком оборачивается. Их отсюда литвины за Припять прогнали.
И живут лесовики по-скотски, звериным обычаем. Едят всё нечистое, голядь , та и вовсе людей ест. И браков у них не бывает, только умыкают девок у воды или на игрище. И лаются срамными словами, в душу и в мать, перед отцами и перед снохами.
А молятся всякой нечисти: лешим, и чертям, и упырям.
Какие же тут упыри, если лесовики покойников всегда сжигают?
Жили здесь ещё до венедов дикие люди, что каменными топорами рубились, а мёртвых в каменные домовины клали. Да и сейчас пропадёт кто в лесу с дерева упадёт, или в болоте утонет, или зверь разорвёт, а тела не найдут, вот и готов упырь. А то ещё злого колдуна ученики его похоронят в неведомом нечистом месте, и неси потом жертвы для их учителя, чтобы не явился.
Ничего! Покажем
им, чьи боги сильней!
Подсаживались к кострам сарматы, подхватывали:
Побьём лесных медведей! Они плохие воины: ни панцирей, ни кольчуг, ни коней хороших. Вся их война в болотах прятаться. А сейчас зима, болота замёрзли. Со всех дань возьмём, а кто не даст переловим арканами и грекам продадим. Так делал Черноконный!
Появлялся у костров и Андак, обычно свысока смотревший на венедов, и принимался хвастать своими подвигами в походах на лесовиков. А лес, тёмный, загадочный, слушал пришельцев и временами отзывался: рёвом, треском, хохотом. Кто следил, кто шумел люди, звери, духи?
Над бескрайней заснеженной чащобой поднималась гора. На её безлесной вершине возвышался мёртвый ствол, обуглившийся от удара молнии и превращённый рукой человека в идола трёхликого, клыкастого. Возле идола на трёх валунах лежала каменная плита, красно-бурая от засохшей крови. А вокруг на кольях белели человеческие и звериные черепа, и среди них светловолосая голова мальчика лет семи. Вороны даже не успели выклевать глаз и теперь злорадно каркали: мол, здесь служители Чёрного бога, никуда не делись. Рука Ардагаста стиснула золотую рукоять меча.
Чья работа?
Потвора, стерва косоглазая, больше некому! ответила русоволосая женщина с красивым, смелым лицом. Не будь я Милана, прирождённая ведьма. А мальчонка по-словенски стрижен. Здесь уже никто своих на жертву не даёт, так она за рекой похитила.
Стоявший рядом белокурый великан в рогатом шлеме сжал кулак:
Как волчица! У нас, готов, закон: кто убивает не на войне и не в поединке, тот волк, его ловят и вешают, как волка, в жертву Одину.
Сыскать лиходейку и повесить! А тело сжечь, чтобы не появилась ещё одна упырица, отрывисто приказал Ардагаст. Займись этим ты, Сигвульф.
А я с тобой пойду, чтобы она тебе чарами глаз не отвела, сказала готу Милана и обратилась к Ардагасту: Придётся мне, царь, с тобой в поход идти. Таких бесовок в лесах полно. Вышата, конечно, великий волхв, но в женском колдовстве лучше меня не разберётся.
Скажи лучше, без Сигвульфа соскучилась, улыбнулся Ардагаст.
Тут снизу послышался шум, и двое дружинников подвели к царю белобрысого паренька лет шестнадцати.
Вот, поймали в лесу. На дереве сидел, с луком, с ножом. Говори царю, что здесь делал?
Да что можно в лесу делать? Охотился.
Ардагаст заглянул в колчан паренька:
Охотился? С боевыми стрелами? На какого же это зверя?
На волка! с вызовом глянул белобрысый. Говорят, много волков из степи пришло. За тобой идут, поживу чуют.
Милана подошла, распахнула полушубок пленника:
На сорочке дреговицкая вышивка. Полушубок на тебе добрый, обут не в лапти в сапожки. Не простой ты охотник. И не здешний. Так кто же ты?
Парень гордо выпрямился:
Я Всеслав, сын Вячеслава, князя дреговичей.
Князь это конунг. Раньше у венедов были только старейшины и воеводы. Ставить конунгов они научились у нас, германцев, сказал Сигвульф.
Похоже, да не то же, усмехнулся Всеслав. У сарматов и немцев царя ставят только из знатного рода. А у нас, дреговичей, князем любого могут выбрать. Мы все родом знатные от Сварога.
Так и меня царём выбрали не за один род, улыбнулся Ардагаст. Пришлось потрудиться мечом от Индии богатой и до этого леса.
В вашей дреговине что, не слышали о славных делах нашего царя? спросила Милана.
Всеслав бесстрашно глянул в глаза царю:
Слышали. Ты не венед, а разбойник сарматский, богохульник и святотатец. Ты убил мудрого волхва Лихослава, осквернил и ограбил могилу Семи Упырей. Теперь идёшь, чтобы у нас волю и веру отеческую забрать, святые капища разорить, сёла сжечь, а нас угнать в неволю к сарматам, под степных богов.