Но к кому? ужас в голосе мадам Агнес даже я ощутила.
Да хотя бы к лекарю, что к нам приходит осматривать девочек. Он настолько стар, что девичьей чести Марлен ничего угрожать не будет. А если и обрюхатит кто, так это уже не наша беда будет. Пусть учится своей головой думать, раз не захотела, чтобы о ней позаботился мужчина.
Вы уверены? Это же так жестоко по отношению к девочке, Агнес пытается заступиться, но старуха непреклонна.
Уверена. И расскажи об этом всем девочкам, чтоб знали, как нос воротить от женихов, командует мадам Беатрис.
А что такого ужасного быть ученицей лекаря? Я не поняла, где здесь подвох.
Но это же приговор для нее! последняя попытка защитить меня от гнева старухи не увенчалась успехом.
Нет, я все решила. Завтра ей исполняется восемнадцать. И раз она не обещана никому в жены, то, значит, послезавтра отправится к лекарю в лавку, прогремели слова старухи, а я потихоньку стала уползать от окна. Кажется, я подслушала достаточно.
О том, почему плохо быть ученицей лекаря и почему это приговор, мне этим же вечером рассказала Агнес. Она пришла перед сном в мою комнату, которую можно было назвать кельей монахини, настолько аскетичная была там обстановка, и присела на единственный стул у кровати. Она долго молчала, а я не торопила. А смысл? Я и так знаю, что она хочет сказать.
Марля, начала Агнес, а я снова еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. Мое полное имя в этом мире Марлен. В своем мире до попаданства сюда я была Марией. Но все упорно называли меня Марлей. Еще тряпкой бы назвали! Тебе завтра исполняется восемнадцать лет, но мадам Беатрис ни с кем не заключила в отношении тебя контракт на замужество, наконец-то начала говорить женщина.
Да, не сложилось, я равнодушно смотрела на старшую воспитательницу. Женщина ведь не старая, но уже и волосы седые, и морщины на лице, а самое главное очень уставшие глаза. Словно их обладательница устала жить и смотреть на этот мир.
Матушка Беатрис приняла решение отправить тебя в ученицы к лекарю, мадам Агнес произнесла это и ждала от меня хоть какой-то реакции, но я лишь пожала плечами. А еще меня очень раздражало, что какую-то старуху велено было всем называть матушка. У меня в моем мире была чудесная мама. И называть таким святым словом чужую тетку язык не поворачивался.
Хорошо, и смотрю на нее выжидательно.
Ты не расстроена? я вот сейчас проявила эмоции. Удивление. Ну как же, женщина растеряна, к лекарю ведь.
А чем лекарь плох? я, как и все воспитанницы, ничего не знала о жизни вне этого воспитательного дома. Вернее, я, конечно же, знала. Дожила до тридцати пяти лет, но в другом мире, а потом умерла и оказалась в этом. В теле юной Марлен, воспитанницы-сироты.
Ты не понимаешь! Будь ты ученицей швеи или пекаря, да хоть садовника, был бы шанс выжить после окончания учебы! на глазах женщины появились слезы. Неужели ей меня жалко? Законом запрещено, чтобы женщина занималась лекарским делом, добавила она.
Но почему? теперь-то я и поняла весь масштаб той, простите, задницы, в которую угодила.
Нельзя и все, разводит руками женщина.
И что же мне делать? замуж за первого встречного я не хотела, но и оказаться под забором через год-другой тоже. Я могу отказаться?
К сожалению, нет, покачала головой собеседница. Ты сирота, а значит, за тебя некому платить, чтобы ты и дальше жила и обучалась в нашем доме. Ты обязана служить лекарю,
и часть оплаты будет перечисляться сюда, рассказала мадам Агнес. Час от часу не легче.
Но почему? такого я не ожидала. Что-то перспективы становились все хуже и хуже.
Когда тебя доставили в наш дом, то платы, что была вместе с письмом-заявлением о зачислении, хватило лишь на пятнадцать лет твоего проживания и обучения. В письме было указано, что когда тебе исполнится пятнадцать, то тебя заберут из нашего дома, но тебя не забрали, ввела меня в курс дела женщина, а я слушала, боясь пропустить хоть какую-то информацию. Я не знала о себе ничего, только имя. При попаданстве у меня сохранились все воспоминания девочки, в чье тело я попала, но она ничего не знала о себе. Мадам Беатрис долго думала, что с тобой делать, но так как ты была довольно хорошей ученицей и симпатичной девушкой, то она рассудила, что получит за тебя хорошие деньги при передаче тебя по контракту мужу. Окупит все затраты за эти три года.
Но замуж я так и не вышла, заканчиваю за мадам фразу я.
Да, мадам Агнес кивнула. Когда ты закончишь обучение, то можешь попроситься к мадам Беатрис в услужение. Будешь здесь работать, если, конечно, она возьмет тебя, уже значительно тише добавила женщина.
Не возьмет, и вы это лучше меня знаете, я усмехнулась. Она меня терпеть не может.
Но после того случая на реке ты очень изменилась. Из покладистой девочки превратилась в женщина замялась, чтобы выбрать выражение, а я закончила за нее фразу.
В саму себя, ответила с вызовом.
Вот и придется тебе самой себе на хлеб зарабатывать, мадам Агнес не понравился тон моего ответа.
Простите, мне стало неловко. Ведь я слышала их разговор и знала, что старшая воспитательница пыталась заступиться за меня.
Времени на то, чтобы придумать какой-нибудь план побега из этого мрачного заведения, у меня не было. Да и куда бежать? Как мне рассказала сердобольная старшая воспитательница, женщинам везде двери закрыты. Естественно, я могу пойти куда-то в богатый дом служанкой. Но вопрос: кто меня возьмет? Документов у меня нет, и взять их неоткуда. В общем, мироустройство было таково, что всем правили мужчины. Абсолютно всем. Но при этом женщины работали ничуть не меньше мужчин, а порой и больше. Однако прав у них было не больше, чем у редиски, что растет в огороде. Паши и рот не открывай. Бедные семьи, а тут таких было полно, отдавали своих дочерей в услужение. При этом получали пятьдесят процентов от зарплаты, что им платили. А у служанки и так плата за работу была не велика, а тут еще и половину в семейный бюджет отдай. Если же девушка провинилась, то ее могли оштрафовать и вовсе ничего не выплатить. Это рассказывала одна из девушек. Она хвастливо вещала, что таким образом ее батюшка и скопил денег, чтобы отдать ее в этот воспитательный дом. Правда, она проговорилась, что потом одна служанка повесилась из-за того, что дома кто-то умер с голоду: то ли ее младший братишка, то ли сестренка. Рассказчицу это не волновало. Она говорила о происшествии как о досадном недоразумении, из-за которого ее отец был вынужден прекратить штрафовать прислугу. Правда, ненадолго, лишь на время королевской проверки. А как только дознаватели укатили из их поместья, а они там проводили дознание по всей строгости закона аж целых три месяца, продолжил периодически лишать жалования девушек. Но не так часто, как раньше. И потому ей пришлось отказаться от довольно хороших платьев, которые она заказала из расчета на деньги, которые пришлет батюшка.