Меня сегодня отправили на замену в другой район. Вот ехала домой, решила зайти купить ваши шикарные круассаны, на ходу выдумывала Настя, не глядя ей в глаза. Врать ей совсем не хотелось, но другого выхода не было. Не скажет же она о том, что пришла проведать призрака. Все никак не могу их забыть уж больно вкусные.
Марина Владимировна грустно улыбнулась.
Да, милая, беги покупай! А то скоро их может не быть.
Закончатся, в смысле? Там их мало осталось? Настя непонимающе посмотрела на нее.
Круассаны можно напечь еще, а вот магазин обратно вернуть будет нельзя. Марина Владимировна поставила пакеты на асфальт и начала нервно потирать ткань платья.
В каком смысле? Настя не сводила глаз с нее, не двигаясь и почти забыв дышать.
А, ты же не в курсе, тихо сказала Марина Владимировна. Раиса Георгиевна все же решила продать «Стрелу». Скоро здесь будет очередной сетевой магазин. Зал и подвальные помещения закроют на реконструкцию, и неизвестно, что там будет. Обидно очень. Я, кстати, рассказывала, что мы с мужем познакомились в этом магазине? Он долгое время работал обвальщиком мяса, пока не скончался от инсульта.
«Нет-нет-нет! Нельзя Стрелу продавать! А как же Паша? Он так и останется в заточении?!»
Марина Владимировна заметила реакцию Насти на новость и погладила ее по плечу.
Ничего страшного, милая. Значит, так должно быть, не переживай.
Нет, так не должно быть! повысила голос Настя, слабо сдерживая эмоции. «Стрела» это же символ района. Без нее все будет не то. Дом утратит свою душу.
К сожалению, все уже решено. Сегодня приезжали парни в костюмах осматривать магазин. Сказали, что будут полностью перестраивать, все переделают. Марина Владимировна тяжело вздохнула и опустила голову. Извини, милая, мне пора бежать домой: маме
нездоровится, старенькая она уже.
Настя попрощалась, дрожащими руками открыла дверь и вошла внутрь. Полки магазина заметно опустели. Женщины, заставшие времена перестройки, пустили бы ностальгическую скупую слезу. Дверь кабинета заведующей оказалась открыта, Настя замедлилась и тихо проскользнула мимо двери.
С одной стороны, Настя боялась эту страшную женщину, а с другой злилась за то, что она решила продать магазин. За то, как она обращается с Мариной Владимировной, за то, что из-за нее увольнялись девочки-агенты, за все ее колкие замечания.
Настя аккуратно открыла камеру и зашла внутрь. Там, как обычно, пахло чемто резко-кислым и горьким, из-за обжигающего холода покалывало кончики пальцев, а сердце бешено билось. Из стены появился силуэт Паши, он улыбался и выглядел почти счастливым.
Привет, Настя.
Привет-привет, быстро проговорила она. Я очень быстро сегодня.
Чтото случилось? Паша понял, что чтото не так, и обеспокоенно посмотрел на нее. У тебя очень испуганное лицо, как тогда, когда увидела меня впервые.
Ничего страшного разберемся, отмахнулась Настя. Я пыталась найти твою сестру, но мне не хватило данных. Как звали вашего отца? Помнишь? И в какой квартире вы жили до войны?
Лицо Паши помрачнело: ему наверняка больно вспоминать об этом.
Его звали Николай. Мы с семьей жили в этом же доме, в тридцать пятой квартире.
Спасибо тебе большое, сказала она шепотом. Я продолжу поиски и обязательно найду ее. Ты веришь мне?
Паша утвердительно кивнул и с грустью проводил взглядом Настю. Она ловким движением закрыла дверь в камеру и защелкнула амбарный замок.
Настя выбежала из магазина и направилась к остановке, сдерживая слезы. Слишком эмоциональный день: воспоминания об аварии и родителях, рассказы Лены о призраках гетто и теракте в метро, а тут еще и «Стрелу» продают. Внутри расползалось темное тянущее чувство боли, накатывающее волнами и заставляющее с огромной нечеловеческой силой сдерживать эмоции, чтобы не закричать прямо посреди улицы. Вместо крика из Настиной груди вырвался лишь жалкий стон, она сползла по шершавой стене дома, который семьдесят лет назад нещадно бомбили, и уткнулась головой в колени. Светлые волосы подрагивали от тихого плача, а джинсы впитывали слезы скорби. В этот момент зазвонил телефон.
«Игорь. Как же не вовремя. Так, Настя, соберись. Нельзя плакать».
Привет! Я вернулся с дачи можем продолжить наше обучение, слишком веселый голос Игоря почемуто начал раздражать Настю в тот момент. Но потом она подумала, что он ведь ничего не знает и не обязан горевать вместе с ней.
Да, конечно, тихо ответила Настя бесцветным голосом.
С тобой все в порядке? голос Игоря тоже изменился, стал серьезным.
Нет, коротко ответила она, сдерживая новую волну слез.
Так, где ты прямо сейчас? Шли адрес я еду.
Рабочий день закончился, и все спешили по домам. Настя сидела на остановке, вытерев остатки слез салфеткой, и наблюдала за прохожими: большинство шли с уставшими грустными лицами. Мысли роились в голове судорожно и хаотично, не давая сосредоточиться на чемто одном. Но одна мысль высветилась вполне отчетливо в Настином сознании:
«В Минске не принято быть счастливым. У всех чтото не так. Или жизнь не удалась, или погода не та, или опять все подорожало. А во всем виновато правительство, поликлиника, ЖЭС и советское наследие.