Невольно я пригляделся к портрету: шрам отсутствовал у инкогнито, стоявшего за левым плечом Белостаева.
А галстук? поверьте, столь же невольно вырвалось в тот миг у меня.
Что, прошу прощения?.. изумился старик.
Галстук был какой? «Изысканный»? уже хорошо осознав, что хочу узнать, спросил я.
Галстук?.. О! Das stimmt!
Я оставил Кримера озадаченным, но и сам остался у телефонного аппарата в задумчивом, если не сказать, растерянном виде. Из кустов выскочили сразу два зайца... и оба зайцы-призраки. За каким гнаться?
Не успел я собраться с мыслями, как ко мне подскочил еще один агент и протянул листок бумаги:
Аркадий Францевич велел разыскать для вас... Это список российских подданных, отплывавших из Англии на «Титанике».
Половина упомянутых в нем лиц была мне известна. Против всех фамилий, кроме одной, стояли крестики.
Видт. Графиня. Софья Кирилловна, доложил агент. Осталась в живых. Вот адрес.
Я подумал, что еще неизвестно, кто на самом деле «доводит» дело: чиновник Старков или сам начальник сыска Кошко.
Теперь передо мной встал ясный выбор. Показывать карточку молодой хозяйке Перовского было нельзя. Если она участвовала в тайном сговоре, такой ход с моей стороны окончательно бы спугнул убийцу. Сведений о ближайших знакомых, соседях и дальних родственниках Белостаева ко мне еще не поступило. Оставалось ехать к чудом выжившей графине.
Ее богатый дом оказался только что отреставрирован, притом по самому последнему
образцу. Мраморный декор лестниц и баллюстрад, витражи и многие другие детали были выполнены в морском стиле. Приверженность моде была сильней тягостных воспоминаний.
Вступительная, то есть несущественная, часть разговора с графиней заняла едва ли де больше часа. Графиня располагала временем и своим одиночеством. Визит чина сыскной полиции пришелся ей по вкусу. Когда наконец я нашел приличный повод показать ей карточку, то не сумел сдержать облегченного вздоха.
О, этого человека невозможно забыть! живо ответила графиня Видт. Он привлекал всеобщее внимание. Отовсюду был слышен его голос. Когда я впервые услышала его, то подумала, что с нами в Америку едет великий Шаляпин... Он был на корабле со всем своим семейством. И все так ужасно погибли.
Дочь осталась в живых, не без умысла уточнил я.
Ах да! Как я могла забыть! Слава Богу, малютка осталась в живых! выказала искреннюю радость графиня. Любопытно, как она перенесла все это несчастье и что с ней теперь.
Время лечит, уклончиво ответил я. Она вполне здорова и благополучна, насколько это возможно... А не помните ли, графиня, этого молодого человека?
Вспоминаю, сосредоточив взгляд, сказала графиня, однако смутно... Кажется, он не был их родственником. Да, разумеется. Что-то вроде секретаря... Теперь я не помню его фамилии... а тогда, в этом кошмаре, представьте себе, я запомнила всех и, когда просматривала списки погибших, то увидела и его фамилию... Нет, совершенно не помню.
Она пристально посмотрела на меня и как-то отрешенно улыбнулась:
Все это похоже на сеанс спиритизма. Неужели кто-то из покойных совершил преступление?
Пока что сказать затруднительно, глядя графине в глаза, сказал я.
Но ведь всё это было, можно сказать, до потопа! в легком изумлении заметила графиня. Все уже давно мертвы! Неужели вы не можете оставить их души в покое до Судного Дня?
Мы постараемся последовать вашему совету, со всей учтивостью пообещал я, а про себя добавил: «...если только призраки оставят в покое нас самих».
Сведения, которыми я стал располагать к концу следующего дня, были настолько же скудны, насколько и достаточно полны. Того человека, что на портрете стоял за спиной Белостаева, звали Павел Сергеевич Румянцев, 1884 года рождения. Он окончил курс юриспруденции в Московском университете. В продолжение трех или четырех лет состоял у Белостаева личным секретарем и помощником во всех его необычайных финансовых начинаниях. Числился среди погибших на «Титанике». В начале девятьсот пятого года застраховал свою жизнь на весьма крупную сумму. После гибели страховые деньги получила его сестра, купившая на них дом у Красных Ворот.
Что же касалось первой жены Белостаева и его сына от первого брака, вот уж они-то воистину как в воду канули! Никаких сведений, никаких следов!
Расспросив всех, кого мне удалось отыскать, и обдумав все, мне к этому часу известное, я понял, что, в сущности, не знаю ничего. И тогда я пошел к Аркадию Францевичу Кошко.
Темна вода во облацех, покачал он головой, выслушав мои страдания. Потому что семейное дело. До конца никогда не разберешься. Кто прав, кто виноват, только Богу ясно... Никого не простят, зато запутают и заморочат нашего брата вусмерть. Своего же собственного убийцу спрячут и выгородят. Вот вам, голубчик, мой совет: пропадите-ка сами.
Я так и разинул рот.
Забудьте на недельку-другую про этот ребус-морбус. Займитесь другими делами. Глядишь, нарыв сам выйдет наружу.
Я и «пропал».
Однако, «пропасть» мне пришлось не на «недельку-другую», а всего-то до следующего утра.
Ни свет ни заря меня поднял с постели треск телефонного аппарата, установленного в моей квартире, как только меня назначили чиновником по особым поручениям.