38 Находка сахара в сахарнице в покинутой соседями комнате
38.1 радовались вместе с соседом и его родственницей
39 Бывали неожиданные удачи
39.1 иногда записывал в дневник, что ели три раза в день
39.2 сидели на столярном клее; цинга
39.2.1 весной суп из крапивы
40
41 Весной возобновились музыкальные занятия
41.1 письма матери своей приятельнице
41.1.1 настойчивость матери в требовании продолжать занятия музыкой
41.2 из писем матери забота о будущем сына
41.3 детский дом при Дворце пионеров
41.3.1 [опасность обстрелов в зоне Московского вокзала]
41.4 он и мать ездили друг к другу
41.5 вместе с матерью на спектакле «Евгений Онегин»
41.5.1 где шли спектакли, расхождение с энциклопедическим словарем
41.6 ноты в подарок от матери
42
43 «Так что у нас не было случаев, когда кто-то рвал кусок изо рта»
43.1 блокадные дневники: «кошмарные случаи описывают люди»
43.2 «конфликты были» [умирающий сосед, конфликт с его родственницей]
43.3 страшных вещей не было
44 предлагает сделать перерыв (после перерыва)
45 [Выступления на радио и в воинских частях]
45.1 чувствовал себя человеком: «такова жизнь артиста»
46
47 Училище при консерватории
48 «Ну обстрелы, да, были»
48.1 бомбежки в 41-м и обстрелы в 43-м
48.1.1 скорострельные батареи немцев
48.1.2 [предчувствие матери: не пустила в школу]
48.2 «В наш дом попал снаряд»
48.2.1 отсиживались в ванной
48.2.1.1 читали стихи Пушкина
48.2.1.1.1 в доме было много книг
49 Не только жгли книги, но и читали
50 Дневничок кончился летом
42-го
50.1 [новая жизнь стала обычной]
«Ну, наверное, я исчерпался в течение часа»
Здесь мы встречаемся с несколькими сквозными темами, которые придают рассказу целостность и диктуют осмысление излагаемых событий в определенном ключе. Основная тема может быть сформулирована так: «люди жили и оставались людьми». Рассказчик вступает в заочную дискуссию с мнениями, отраженными в печатных публикациях, о том, что невыносимо тяжелые условия блокады приводили к потере человеческого облика. Наш информант сторонится подробных описаний шокирующих обстоятельств и предлагает другой взгляд. Хотя его собственный опыт и включает знакомство с выходящими за пределы общепринятых моральных норм поведения поступками людей, поставленных на грань выживания (он упоминает людоедство), информант осмысляет свой опыт прежде всего как свидетельство парадоксальной жажды человека к жизни, к проявлениям духа и человечности, а не к животному выживанию. Эта тематическая доминанта вводится при помощи метафоры зеленого ростка, прорастающего сквозь асфальт, ср. 10.2.110.3.1:
Информант: (10.2.1) Понимаете, в блокаду люди В блокаду люди жили. В особых условиях, но при каждой возможности они все же вспоминали, что они люди. (10.2.1.1) Так же, как, скажем, какой-то зеленый росток мы видим на заасфальтированной дороге. Возникла какая-то трещинка, вот этот зеленый росток вылезает, вот так вот при какой-то малейшей возможности в человек тоже что-то жизнь как-то пробуждалась что ли. Понимаете? (10.3) Поэтому я не согласен с тем, когда сейчас начинают вот о блокаде писать только вот так, в ракурсе этих трех (самых страшных. Авт.) месяцев. Понимаете, там вплоть до людоедства. (10.3.1) Это было, это было, я знаю.
В двух местах рассказчик прямо опровергает образ блокады как кошмара, как единого целого, указывая на неоднородность периода блокады. Наряду с 10.2, это также и 22.2.1: когда самый страшный период был позади, люди ходили в кино и в театр, 41.5 рассказчик вместе с матерью на спектакле «Евгений Онегин». Книги не только жгли в печке, но и читали их (49). Это упоминание о сожжении книг в конце интервью отсылает нас к более раннему эпизоду, где повествуется о сожжении соседом «Капитала» К. Маркса (24.1.1.224.1.1.2.1.1). Этот эпизод возникает в контексте разговора о холоде и недостатке дров (тематический блок 24), предваряющем рассказы о голоде (несколько эпизодов, начиная с тематического блока 26). Описывая в блоке 49 обстрелы, во время которых немногочисленные жильцы квартиры укрывались в не имевшей окон ванной комнате, чтобы избежать возможного попадания осколков, рассказчик указывает, что «в самую тяжкую пору» (а это определение может быть отнесено и к моментам обстрелов, и к выделяемым им отдельным периодам блокады) они читали, ср.:
Информант: (48.2.1.1) В самую тяжкую пору читали. Чем-то занять все-таки нужно себя. Читали так, коллективно. Был такой толстый том Пушкина, вот Пушкина стихи. (48.2.1.1.1) Вообще, дома книг много было. (49) Так что читать в эту пору все-таки продолжали, не только жечь, но и читать.
Этот отрывок заканчивается как обобщение, утверждение о ленинградцах вообще. Упоминание о том, что дома у рассказчика было много книг, оказывается тут мотивированным, только если учесть, что для рассказчика духовные (в особенности эстетические и прежде всего музыкальные) запросы и интересы важнейший компонент собственного образа.
Самые трагические и наиболее тяжело переживаемые до сих пор события (гибель отца) совместились с поразившей воображение мальчика картиной, которая видится сегодняшнему рассказчику как свидетельство того, что художественный взгляд на жизнь не утрачивался даже в такие минуты: