Да ладно вам, вдруг проговорил Лёнька Коса торопливо, сам испугался, что перегнул. Я же так мысли вслух. Чего вы гоните? Обиделись, что ли? Может, и не будет никакой схватки. Может, я чего не так понял, не то услышал. Хотя слух у меня, как у кошки, острый.
Вот и сиди, помалкивай, крякнул на него Ефим.
Слушайте, вдруг предложил Коса, глядя исподлобья, если я вам так не нравлюсь, могу подсказать, как от меня избавиться. Вы мне тоже не вкатываете. Давайте я подерусь вот с этим, кивнул на молодого мажора. Поднимется шум, крик, охрана влетит. Пускай он при них мне грозиться будет башку проломить, и я ему тоже выскажу. Меня снова переведут. Типа, не прижился. А? Заберут от вас.
Мажорчик, до этого хорохорившийся, сразу напрягся, глаза забегали. Он отступил к стене, голос у него сорвался на шипение:
Слышь, ты только попробуй меня пальцем тронуть. Ты знаешь, кто мой отец
А может, со мной подерешься? вмешался Ворон. Дайте я ему вдарю. Бесит, сука.
Тихо! Успокоились! сказал я, глядя на всех. Так не пойдёт. Вряд ли тут есть ещё третья группа. Таких бараков всего два. Так что если тебя, Лёнчик, и выселят, то только уже в вечную, так сказать, обитель. Словишь пулю, да и закопают в сырой земле, я выдержал паузу и добавил: Но если тебе так хочется, чтобы тебе наваляли, могу это организовать. Только без криков и шума. Лады? По башке тебе
нельзя, кони двинешь, давай в пузо?
Зэк дёрнул плечом, отводя взгляд, потом скривился и, словно оправдываясь, пробормотал:
А, не-е, так не канает
То-то же, хмыкнул я.
И тут же Коса скорчил дурацкую ухмылку, зубы оскалил, заржал фальшиво:
Ладно, я же пошутил. Чего вы, пошутить нельзя, что ли?
А барак слушал его смех в настороженной тишине никто не поддержал.
Ночью дубак пробрал до костей. Всё-таки горы, тайга. Тут ночи совсем не такие, как в городе: начало октября, а температура низкая, дыхание паром валит. Доски пола холодные, щели продувает.
Хоть бы одеяло, твари, дали, процедил Ворон, прижимая к себе Лизку.
Все грелись друг об друга, как могли. Лишь дед Ефим, Мажорчик и урка оставались по одному, не подпуская к себе никого.
Оля свернулась калачиком у меня на груди. Надо отдать должное держалась стойко. Не ревела, не истерила, как Евгения, которую муж еле успокаивал. Даже блондинка Ворона, казалось бы крепкая, к середине ночи уже тихо всхлипывала, не выдержала. А моя геологичка выносила всё молча, стиснув зубы. Упертая. За это я её и уважал.
Утром дверь барака со скрипом распахнулась. Вошли трое автоматчиков, за ними человек в белом медицинском халате и колпаке. Халат старомодный, словно из советского фильма: длинный и даже, кажется, накрахмаленный. Сейчас так уже никто не носит всюду медицинские костюмы, больше похожие на пижамы. Но этот, будто нарочно, явился в безупречно белом халате, словно хотел подчеркнуть: он тут врач, хозяин процедур.
Перед собой он катил медицинский столик на колёсах. Металл поблёскивал, а на нём хищно сверкали стеклянные шприцы, ампулы, приготовлена была вата.
Встаём на процедуры, проговорил он привычно. Голос у него был такой, будто он каждый день делал одно и то же и давно перестал задумываться о смысле своих экзекуций. По одному, выстраиваемся.
Мы переглянулись. Никто не рыпнулся. Народ послушно встал в цепочку, как школьники на утренней зарядке. Второй день я здесь, а они видно, уже привыкли. Для них это стало частью распорядка.
Мы же с Ольгой, Лизой и Вороном стояли в стороне, наблюдая, как пленники один за другим подходили к столику. Врач повернул голову в нашу сторону и сказал:
Вас это тоже касается, новенькие. Это витамины. Условия здесь не самые подходящие, питание скудное. Я вам как врач рекомендую принимать эти препараты, иначе организм долго не выдержит.
Он говорил это будничным голосом, но каждый слог звучал так, будто мы слушали не врача, а актёра, уставшего от собственной роли.
Зачем вы нас держите здесь вдруг выкрикнула Лиза. Голос у неё сорвался и стал резким. Выпустите! Какое право вы имеете! Мы ведь не заключённые, мы люди!
Она не выдержала, сорвалась. Блондинка бросилась к двери, но я ее удержал.
Стой! шептал я ей на ухо, прижимая к себе. Убьют ведь
Охранник угрожающе повёл автоматом, и Лиза отпрянула, пришла в себя. В бараке повис гул. Будто заразившись её криками, Евгения заплакала навзрыд, спряталась в плечо мужа. Дед Ефим торопливо перекрестился, бормоча себе под нос молитву, а мажор что-то зло и сипло шипел сквозь зубы, стараясь выглядеть смелым, но голос его предательски дрожал. Паника Лизы, как зараза, мгновенно передалась всем.
Ворон шагнул к ней, обхватил за плечи, прижал к себе, стараясь удержать.
Тихо-тихо, Лизка, шептал он. Держись. Ну, ну, успокойся.
Но она вырывалась, брыкалась, царапала его руки, даже попробовала укусить, будто обезумела.
Тише, дамочка, протянул врач гнусаво, и в голосе его сквозило неприятное и холодное. А то вас переведут в другой барак. А там Там вот такой контингент он повернул голову и медленно кивнул на урку.
Лизу как будто окатили ведром ледяной воды. Она дёрнулась в последний раз, вскрикнула сипло и вдруг затихла, обмякла в руках Ворона.