И что-то мне подсказывало, что где-то там, в шуме и дыму, должен шевельнуться он. Инженер. Или хотя бы его посланцы.
Что берём? спросила Оля, листая меню, присутствие множества поддатых и бородатых мужиков ее ничуть не смущало, сразу видно истинный геолог.
Рок любит пиво. Ты к нему как?
Нефильтрованное, с горчинкой Моя слабость. И что-нибудь к нему, чтобы совесть не ругалась, что не закусываю.
Ого Да мы с тобой родные души.
Я добродушно развёл руками и быстро сделал заказ.
Ну! скоро подняла кружку Оля. С разводом меня!
Глава 4
тарелки, и вот к микрофону выскочил их фронтмен патлатый до плеч, худой как жердь, с жидкой бородой-оборвышем, что торчала нелепыми космами. Но голос у него, что надо, громкий и с рокерской хрипотцой.
Ну что, друзья! заорал он, сам захлёбываясь эмоцией. Готовы зажечь сегодня Не слышу-у!
Толпа заревела в ответ.
Пять лет! Пять лет вы вместе! продолжал прыгать по сцене вокалист-ведущий. Юбилей, братцы! За это до дна! он взмахнул костлявой рукой, и из зала посыпался свист, рёв, звон кружек.
Байкеры оживились, задвигались. Кто-то вскочил из-за столов, потянулся к сцене, воздев руки и грохоча сапогами по полу. По пути лапали своих подружек за задницы и бока. Те были под стать в джинсе, косухах, жилетках с заклёпками. Женщин на этой вечеринке было мало, но хватало, чтобы шуметь и визжать в такт. Примерно одна на троих неандертальцев, зато какие с глазами хищниц, с наглой ухмылкой, будто сами готовы вцепиться в руль и газануть в ночь. Но большинство из них, конечно, были так называемые «нажопницы». Спутницы на месте позади пилота. Девочки для тусовок и жарких ночей.
Зал гудел, как разогретый мотор. Вокалист заорал снова, перекрывая общий шум:
Но прежде чем мы начнём свой концерт он выдержал паузу, кривя рот в улыбке. Прежде чем врубим вам настоящий забойный рок-н-ролл, я хочу вызвать сюда того, без которого мы здесь бы не собрались! Вашего лидера! Президента сообщества!
Зал на секунду стих, а потом понеслось:
Во-орон! Во-орон! Во-орон!
Пьяные бородатые морды орали, скандировали, топали. Девочки не сводили глаз.
На сцену вылез здоровяк тактические штаны, берцы, тяжелая кожаная жилетка с нашивками, борода с проседью, бритая лысина блестит под прожектором. Взял у вокалиста микрофон, обвёл взглядом толпу и заорал так, что динамики захрипели:
Братья и сёстры! Пять лет мы вместе в седле, пять лет наш движ живёт!
Толпа заревела, стуча кружками по столам.
Мы проматывали трассы, мы глотали пыль дорог, мы теряли железо, теряли своих! Но мы держим строй и нас не согнуть! Мы катим навстречу ветру, и нам похрен, что думает мир!
Крики, свист, хлопки.
За свободу, чёрт возьми! Чтобы никакой чинуша, никакой мент, никакой грёбаный регламент нас не привязал к бордюру! Мы рождены катить, и катить будем, пока моторы живут!
Во-орон!!! подхватила толпа, кто-то, войдя в раж, слишком сильно грохнул кулаком по столу, разлетелись орешки и пивная пена.
И ещё, братцы! За тех, кто знает цену дороге! За тех, кто лежит под курганами, сгинул под колёсами дальняка. Они не умерли они просто ушли вперёд, держат нам трассу на небесах.
Толпа на секунду стихла, потом взорвалась ещё более громким ревом, кружки стукались, пиво лилось через край.
Ну, и чтоб не скатиться в слюни давайте за нас, живых! За железо, за баб, за рок-н-ролл и за наши е**нутые головы! рявкнул Ворон, вскидывая кружку. А теперь, братва погнали кутить так, чтоб весь город понял у «Анархистов» сегодня юбилей, и дорога сегодня только наша!
Музыканты вдарили вступительный аккорд, толпа подпрыгнула, и зал загудел, будто сам мотор в три сотни лошадей завёлся прямо под потолком. Кружки снова взмыли вверх, поднялся гул, звон стекла. Кто-то даже лез на стол, размахивая жилеткой. Ворон удовлетворённо хмыкнул, сжал микрофон и рявкнул музыкантам:
Жгите, ребята!
И пошёл панк-рок забойный, дёрганый, про дороги, про бензин и про то, что «жизнь это трасса, а мент это яма». Толпа тут же подхватила примитивные слова куплета, завыл мотор пьяного хора, кто-то свистел.
А Ворон, довольный, спрыгнул со сцены, и сразу схватил свою тёлку. Под общий свист и улюлюканье они выдали такой страстный шоу-поцелуй, что ползала заорало: «Во-о-о!»
Баба повисла на нём, выгнулась дугой, будто танцовщица на шесте, и закрутила бёдрами. В тугих джинсах её задница работала, как прожектор от неё глаз не мог отвести ни один мужик в баре. Пьяные взгляды липли к её фигуре, словно к магниту.
Блондинка. Пышные локоны отливали золотом в свете прожекторов. Грудь высокая, налитая, туго обтянутая майкой с глубоким вырезом. Но лицо лицо оказалось не из простых. Не кукольная дурочка, не пустая картинка. Умные глаза, прищуренные хищно, с усмешкой эта женщина знает себе цену и знает, как вывести мужика из себя одним взглядом.
И она вывела повела бёдрами, играя ножками, и вся мужская половина бара забыла даже о музыке. Каждый второй уже мысленно видел себя на месте Ворона.
луковыми кольцами да нарезкой из красной рыбы. Словно были чужими на этом празднике жизни. Но, честно сказать, нам это и нравилось. Сидишь в углу, наблюдаешь, и кажется, будто кино смотришь, только звук врублен на полную катушку и пол дрожит.