мины немножко воды, кроме того, немного ржавчины. «Вот видите», восклицал проверяющий, «а всё потому, что мины не обслуживаются должным образом!»
По его словам получалось, что ангольцы, вместе с нашим советником, должны регулярно совершать подобные «прогулки» на минное поле, отвинчивать взрыватели, и обслуживать мины. Каким образом можно загнать ангольцев на минное поле, он не стал объяснять.
По его приказу, после отъезда комиссии, Игнатьев, инженер из округа, остался у нас, дабы произвести смотр всему инженерно-саперному имуществу (прежде всего минам), а также провести несколько занятий с ангольцами. Игнатьев (к сожалению, не помню его имени-отчества) оказался весьма спокойным, уравновешенным человеком, без каких-либо претензий. Мы с ним быстро подружились, особенно, когда он узнал, что я служил в инженерно-сапёрных войсках. Так что, в течение двух с лишним недель я работал с ним.
А работать, честно говоря, было над чем. Грамотных специалистов-инженеров в бригаде было кот наплакал, особыми знаниями по этому вопросу ангольцы не отличались. Были проверены все мины, взрыватели к ним, места и способ их хранения, особо указано на раздельное хранение мин и взрывателей. Также мы показали, как заряжать взрыватели: заводишь его как будильничек, нажимаешь на рычажок, и он встает на боевой взвод. Ангольцам это очень понравилось, несколько человек полдня просидели с нами, «играли с будильничками». Также несколько раз мы повторили, что нельзя бросать мины как арбузы, нужно быть осторожней, а то, не ровён час, они могут и взорваться.
Но, как говорится, то, о чём предупреждали, то и получилось. Как-то мы сидели у себя в миссии, кажется, после обеда отдыхали. Как вдруг вдали, в стороне бригады, раздался сильнейший взрыв, аж земля заходила ходуном под ногами. Мы с Игнатьевым посмотрели друг на друга, сразу все поняли, вскочили, на машину и в бригаду.
Там выяснилось, что несколько ангольцев загружали мины в склад больших размеров землянку. Один анголец стоял в самой глубине склада, возле мин, другой посреди землянки, третий на входе, а четвёртый подавал мины и был снаружи. Но подавали они друг другу мины именно так, как мы им не советовали, то есть, бросали как арбузы. Видимо, кто-то не поймал, а склад был уже почти полный
В итоге, как это ни печально, но из всех четырёх нашли только ботинок того ангольца, что был снаружи.
«Наказание» начальника оперативного отдела 21-й бригады за предательство?
Когда мы уже стояли в обороне, прикрывая Куито-Куанавале (после всех этих перипетий с окружением), к нам в 21-ю бригаду прислали нового начальника оперативного отдела, фамилии его, к сожалению, не помню. Он всегда был очень вежлив с нами (советскими), несколько раз приглашал нас на маленькие торжества по случаю каких-то там дат, постоянно прибегал советоваться по самым различным вопросам, изображал кипучую деятельность и «преданность делу революции». Однако с его приходом несколько наших групп попали в засаду УНИТА и юаровских войск, юаровцы очень точно стали бить по нашим позициям и командному пункту бригады. Вообще, складывалось впечатление, что они были весьма неплохо осведомлены о наших действиях и задумках. В общем, в итоге оказалось, что этот товарищ был просто-напросто предателем и потихоньку информировал противника обо всём, что мог. Наказание было «суровым»: его убрали из нашей бригады и отправили в тыл, подальше от боевых действий.
Ситуация, когда вы передавали координаты нашей 21-й бригады, после чего юаровцы начинали бить по вам с большой точностью.
Будучи всё время в движении (на операции), мы переходили с места на место, и когда занимали определенную позицию, естественно, передавали на базу в округ наши координаты. Правда, сначала это делали ангольцы (командование бригады), но, видимо, они делали это неаккуратно, потому что при обстреле юаровцами снаряды ложились неточно, были большие перелеты или недолеты. Наш Михалыч был человек очень скрупулёзный, к делу всегда относился со всей ответственностью, то есть координаты снимал и передавал точные (не в пример ангольцам). Видимо, в округе (в Куито-Куанавале), среди ангольского командования были предатели, которые, получая координаты, передавали их противнику. А, поскольку наши (советнические) координаты были точнее, то после того как мы их передавали, и юаровцы начинали бить точнее по нашей бригаде. Естественно, мы это очень быстро обнаружили, и Михалыч несколько раз поднимал этот вопрос на разных уровнях,
но мер принято так и не было.
Г-3 (Ж-3) (G-3) южноафриканская винтовка понравилась ли?
Может, здесь сыграло роль то, что я, в общем-то, уже привык к автомату Калашникова. Ж-3 (G-3) практически наполовину сделана из пластмассы, затворная рама с затвором у нее находится слева (а не справа, как у автомата Калашникова), причём расположена там, где у АК находится цевье, в общем, непривычно. Когда у меня перекосило патрон в Ж-3, я по привычке (как у автомата Калашникова), стал передергивать затвор, а он возьми да и сломайся. Я с ужасом подумал, а вдруг вот так же, да в бою!!! Понравилось то, что Ж-3 легко и быстро разбирается (вынимаешь штырьки и в руках «обломки винтовки»), это хорошо для чистки и переноски, например, в сумке. Сама она сравнительно лёгкая, но, как я и слышал и читал, достаточно капризная, в отличие от АК, которому все «по фигу» хоть в песке лежать, хоть в воде.