Я никак не могу уложить в голове то, что увидела буквально только что.
Разве могла я когда-то представить, что так нетривиально узнаю об измене?
В мелодрамах по ТВ всё выглядит совершенно не так.
Единственное, что роднит меня с героинями мыльных опер секретарша. Банальщина, но от этого никуда не деться.
Я держу в руках телефон и хочу забыть об увиденном. Вот только эта сцена будто выжжена у меня в мозгу, отравляя разум.
Марат лежит на кушетке, качает права, недоволен моим появлением, а его герой в это время накрепко застрял внутри его любовницы. Хуже сцены не придумаешь даже под веществами. Даже рассказать об этом кому бы то ни было стыдно. Словно меня окунули в ведро помоев.
Вся его ложь меркнет перед этим позором, свидетелями которого стали врач и медбрат, который и не скрывал своего смеха.
Это сначала мне было до истерики смешно, а теперь реальность обрушивается на меня, словно треснувший потолок.
Будь Марат алчным и желай оставить нас с детьми без копейки за душой, у меня в руках было бы доказательство его блуда и обмана, но с этой стороны к нему нет претензий. Он сразу обозначил, что половина всего нажитого отходит при разводе мне. Честный до скрупулезности. Аж тошно становится от этого.
Свидетелей его адюльтера больше, чем ему бы того хотелось, но меня волнует не факт того, что он будет опозорен, выложи я это видео в сеть или отправь нашим семейным друзьям, состоявшим преимущественно из его бизнес-партнеров и их жен. Нет.
Первым желанием было так и сделать, во мне говорит чисто женское желание мести, заставить его пожалеть о том, что предал меня, детей, нашу ячейку общества. Вот только я вовремя вспоминаю о детях. Каково им будет узнать правду или не дай боже увидеть видео этого позора в сети? Ладно, Митюша еще маленький, он ничего не понимает, но Ане уже пятнадцать.
Для нее, как для девочки, Марат всегда был идеалом, любимым папочкой, она всегда была именно папиной дочкой. Ее психика будет навсегда сломлена, она никогда не сможет больше доверять мужчинам, а больше всего на свете я хочу, чтобы Аня была счастлива. Разве могу я разрушить ее идеальный мир ради собственного мимолетного удовольствия?
Как мать, я должна думать о большем, чем просто о собственных чувствах. Ответственность на мне колоссальная, и если Марат, как оказалось, может себе позволить делать всё, что ему заблагорассудится, то я нет.
Аня знает о разводе, выдыхаю я, вспоминая о том, что мне утром сказал Марат.
А ведь и правда. А я даже не спросила у него тогда, что он ей сказал о причинах развода. В последние дни она ходит сама не своя и постоянно огрызается. Я это списывала на подростковый период, но ведь всё может быть гораздо глубже, чем я предполагала.
А что если Она знает правду о его измене и поэтому такая ершистая? Мог ли Марат сказать ей, что у него появилась другая женщина?
Я думаю об этом с разных сторон, но в итоге прихожу к выводу, что нет, не мог он ей ничего сказать. Кишка тонка оголить свое нутро и показаться перед дочкой в истинном свете. Он и меня просил ничего не говорить детям.
Я с горечью усмехаюсь, и внутри меня набирает обороты презрение, которое раньше я никогда не испытывала к мужу. А он ведь и правда боится потерять лицо перед детьми. Иначе бы не говорил мне молчать. Интересно, как он себе это представляет? Что я скажу Ане? Мы с отцом разлюбили друг друга? Характеры не совпадают?
Ложь. Всё это одна сплошная гребаная ложь.
Тошно. Аж горло болит от предстоящего вранья.
Не поняла, ты чего это сидишь? раздается вдруг недовольный голос медсестры. Зачем капельницу выдрала, окаянная? Раньше времени коней двинуть хочешь?
Я в палате оказываюсь не одна и быстро-быстро моргаю, чтобы женщина не увидела моих повлажневших глаз.
Грудь печет от желания разреветься, ведь вся моя жизнь пошла под откос. Только я смиряюсь с тем, что никогда не увижу, как вырастают мои дети, не смогу умереть с Маратом в один день, как и полагается всякой счастливой в браке паре, как всё идет кувырком. Расколото вдребезги, на тысячу осколков.
Больше нет той прежней беззаботной жизни, когда я была уверена в завтрашнем дне, в муже, который всегда поддержит. Теперь мне и умирать
страшно, ведь тогда придется оставить детей не на любящего мужа, а на незнакомца, которому, кажется, совершенно нет дела до собственной семьи.
Нет никаких гарантий, что эта его новая пассия не сдаст моих детей в интернат. Ане уже пятнадцать, скоро станет совершеннолетней, а вот что ждет Митюшу? А если детский дом? Картина чумазого и голодного сына в порванных штанишках так ярко предстает перед моими глазами, что у меня начинает колоть сердце и скакать пульс. По лицу катятся бисеринки пота, аж до зуда.
Совсем себя не бережешь. А ну быстро ложись! рявкает на меня медсестра, но я не злюсь. Ее крики отдают ноткой заботы, и после предательства мне даже эти крохи доставляют удовольствие.
Меня заставляют снова лечь, заново колют в руку иглу, и на этот раз удостаивают грозного взгляда, чтобы я не вздумала снова куда-то убежать.
Ну что, до мужа дозвонилась? Вещички-то принесет?
А? Н-нет. Он занят, хмыкаю я, а сама кидаю взгляд на телефон в своей правой руке. Внутри него видео, на котором наглядно показано, чем и где он занят. Оно так и манит меня, но я не решаюсь посмотреть его. Страшно увидеть это снова. И стыдно. До пекла в груди стыдно. Словно это я не состоялась к своим годам, как женщина. Сделала оплошность и ошиблась в выборе мужа. Будто вся жизнь прожита зря.