Секретарь его отменил, черкани там у себя, отмахивается Марат, а я мысленно хмурюсь.
С каких это пор мой муж знает такие детали без секретаря? Мне бы понять сразу, что дело тут нечисто, но всё это мои подозрения, и я заранее знаю, что мне на них ответит Марат. Что мне видятся всякие глупости лишь бы его удержать, что я должна иметь хоть каплю гордости не выискивать того, чего нет. Такова логика всех мужчин, разве нет?
Что у нее? кивает на меня Марат и подходит ближе.
Это не мой муж. Точно не он. Не тот, кто заботился обо мне, когда у меня была ангина. Подтыкал одеяло. Варил бульоны. Мерил температуру. Заставлял принимать лекарства. Трогал постоянно мой лоб. Не отходил ни на шаг.
Нет. Не он.
Этот даже не касается проверить мой пульс.
Се-се-сер хриплю я, приоткрывая налитые свинцовой тяжестью глаза, но даже вверх поднять взгляд не могу.
Касаюсь только взором черных туфель мужа. Начищенные до блеска, сияющие так, что в них можно увидеть свое отражение. А это ведь я их привожу в порядок каждое утро.
Для меня это традиция еще с тех времен, когда мы питались одной крупой и подолгу не ели мяса, только жадно глотая слюни смотрели на него сквозь магазинные витрины, представляя его пряный, со специями вкус.
Она говорит сердце, правильно интерпретирует мою попытку Полина, и на секунду мне даже кажется, что всё это время я мысленно на нее зазря наговаривала, но напрасно. Но за грудь не хватается и не бледная. Она пришла такого же цвета, Марат Аркадьевич.
К чему ты клонишь? отвечает он.
Мне хочется сказать громко, что я всегда бледная, но даже рот открыть удается с трудом, что уж говорить про крики.
Боль в груди не утихает, а давление, казалось, скачет, словно американские горки. Я то слышу пульсацию в ушах, то разговоры Марата с Полиной. Последняя что-то говорит, но я отчаянно надеюсь, что это плод моего воображения. Напрасно.
Она притворяется. У меня у бабушки проблемы с сердцем, я знаю, как выглядит инфаркт и вообще проявляются боли в сердце.
Слова секретарши я слышу как сквозь вату. Мне так плохо, что я еле соображаю и почти не ворочаю языком. Сердце стучит как ненормальное, будто вот-вот разорвет мою грудную клетку, а я даже открыть глаза не могу, не то что позвать на помощь.
Притворяется? Это в ее стиле, хмыкает мой муж Марат, и вскоре его голос раздается прямо надо мной. В любом случае, вызови ей скорую, пусть
увозят в больничку, у меня должны быть неопровержимые доказательства вранья. В час у меня встреча в ресторане с Хамзиным. Доложишь, что с ней и как.
Поняла вас, Марат Аркадьевич, мурлыкающий голос этой По-ли-ны. Неужели это она любовница моего мужа, из-за которой он требует развод спустя пятнадцать лет брака?
Вызови скорую, Полина. Это приказ.
А затем добавляет уже тише, но все мои органы чувств обострены до такого предела, что я услышала бы даже шепот в соседней комнате.
И не забудь про корпоратив.
Корпоратив? Марат ничего не говорил мне про него, не предупреждал, что задержится. Впрочем, если он планировал развестись, логично, почему не позвал меня.
Когда он уходит, к моему счастью, секретарша не ослушивается и правда набирает сто три. Никто не оказывает мне первой помощи до их приезда, так что к тому моменту, когда они переступают порог приемной офиса Марата, проходит, казалось, целая вечность.
У женщины инфаркт, вердикт врача, а затем я теряю сознание. Мне наконец спокойно, что я в руках медиков.
Глава 3
Дородная медсестра с короткими черными волосами, спрятанными под больничный белый колпак, ставит мне капельницу и ни на секунду не умолкает.
Уборщица? С чего вы взяли, что я в Атланте уборщица? хмурюсь я и слабо произношу, всё еще чувствуя себя дезориентированной после потери сознания.
Благо, интерн на скорой ошибся, и никакого инфаркта у меня не произошло. Просто я перенервничала, и к мозгу перестал поступать кислород в нужном объеме, как я поняла из слов врачей. Но из больницы меня не отпускают. Быстро достают из системы все мои данные и оставляют меня под наблюдением, опасаясь самого худшего.
Как же откуда? Скорая тебя привезла, им главная в Атланте так и сказала. Уборщица пришла умолять о прибавке, а когда ей отказали, устроила скандал и упала в обморок.
Главная в Атланте? произношу я тихо-тихо, но медсестра продолжает талдычить о своем.
И зачем так унижаться перед этими богачами? Вот скажи мне, разве они стоят того, чтобы своим здоровьем рисковать? Ты ведь уже не маленькая профурсетка, прости господи, а женщина в возрасте, должна понимать риски в твоем состоянии.
В возрасте? Мне всего лишь тридцать шесть. Неужели я так плохо выгляжу, что даже для нее, явно старше меня лет на пятнадцать-двадцать, я кажусь уже взрослой теткой?
Я прикусываю губу и размеренно дышу, часто моргая. Отчего-то становится обидно. Никогда в юности я не задумывалась о том, что когда-то на моем лице начнут проклевываться морщины, пока едва заметные, но вскоре зеркало перестанет меня и вовсе радовать Стоп Не станет. Я снова забылась и решила, что у меня есть будущее.
В общем, ты бы с мужем связалась, Лиза. Тебе же вещи нужны какие-никакие. Не в нашем же халате медицинском тут разгуливать будешь. Трусишки бы чистые.