вместе с мужем и ребенком ? Внутри все похолодело от ужаса.
А ты что ответила? прошептала я, с мольбой глядя на Марка. В моем взгляде даже слепой бы прочел мольбу о помощи, отчаяние и надежду на чудо.
Я поблагодарила и сказала, что мне пора убегать, прокричала мама в трубку, и я представила ее красное от гнева лицо.
Мам, я все объясню, повторила я, словно заведенная, видя, как Баринов порывается подойти и забрать у меня трубку. Но я решаю свернуть этот разговор обсуждать такие темы по телефону в офисе было бы просто безумием.
Когда? в разговор вмешался отец, его голос звучал, как гром среди ясного неба.
При личной встрече, еле слышно промямлила я в трубку, чувствуя, как по щекам ползут предательские слезы.
Через час ждем дома, и только попробуй домой не явится, я не знаю, что тебе сделаю, сурово пригрозил отец, и в трубке раздались отрезвляющие гудки.
Ну что? Марк вопросительно смотрел на меня, и в его глазах я увидела собственное отражение перепуганное и растерянное.
Я откинулась на спинку кресла, чувствуя себя выжатым лимоном. Слова отца эхом отдавались в голове, предвещая неминуемую катастрофу. Час. Всего лишь час, чтобы придумать хоть какой-то план, какую-то версию, которая бы хоть немного смягчила удар. Я посмотрела на Марка, он выглядел не лучше меня.
Что будем делать? тихо спросила я, понимая, что ответа на этот вопрос у нас нет. К твоим родителям тоже нужно ехать?
Марк кивнул, на его лице читалась полная безысходность.
Да, им тоже нужно будет что-то объяснять. Боюсь, отделаться простой ложью уже не получится. Слухи разлетелись слишком далеко. Нужно говорить правду.
Нет, нет, нет, нет, я со страхом покачала головой, чувствуя, как внутри поднимается волна паники. Если не хочешь моей смерти, то не говори правду.
Видимо у него в голове мелькнула мысль. Безумная, отчаянная, но, возможно, единственная, способная хоть как-то отсрочить неминуемый крах. Так я подумала, увидев его просветленный взгляд.
Слушай, а что, если начал он неуверенно, Что если мы временно сыграем в семью и перед родителями ? Только на время, пока контракт не будет подписан. Мы можем убедить наших родителей, что между нами действительно что-то есть, и что мы просто хотели сохранить это в тайне.
Я смотрела на него, словно на сумасшедшего, не веря своим ушам.
Ты серьезно? Играть в семью? Это же полный бред! воскликнула я, чувствуя, как внутри поднимается волна протеста. И что, ты думаешь, они поверят? Да они нас насквозь видят!
А у нас есть выбор? возразил мужчина, и в его голосе послышалась отчаянная нотка. Что мы теряем? Если мы просто скажем правду, все рухнет. А так у нас хотя бы есть шанс выиграть время. Мы сможем убедить арабов в нашей благонадежности, подписать контракт, а потом потом уже будем разбираться с нашими родителями. Ну, и с тем, как вернуть все на свои места.
А откуда взялся Родион? все бы ничего, но ребенок это уже перебор.
Ну твоим скажем, что это мой сын, а моим, что твой, и Баринов с надеждой посмотрел на меня. Прошу тебя, соглашайся.
Я смотрела на Марка и понимала, что он прав. Вариантов у нас действительно немного. Сказать правду значит обречь себя на гнев родителей, сорвать контракт и, возможно, вообще лишиться работы. А сыграть в семью это безумно, рискованно, но может сработать. Хотя бы на время.
Ладно, выдохнула я, чувствуя, как внутри что-то ломается. Давай попробуем. Но учти, это все твоя идея. И если все пойдет наперекосяк, винить будешь только себя.
Марк облегченно вздохнул, и в его глазах мелькнула надежда. Договорились. Сейчас главное убедить родителей. Нужно продумать каждую деталь, придумать правдоподобную историю нашей "любви", распределить роли И самое главное договориться с Родионом.
Времени оставалось катастрофически мало. Мы быстро набросали план, распределили обязанности и помчались каждый к своим родителям, готовые разыграть самый сложный спектакль в нашей жизни. В голове пульсировала только одна мысль: "Главное не провалиться". Ведь на кону стояло слишком много. И будущее, которое казалось таким светлым, теперь висело на волоске.
Глава 6.
У нас не хоромы, где можно было бы затеряться, надеясь, что родители не услышат предательский
звук открывающейся двери. Они ждали меня на кухне, как жюри на смертном приговоре. И хотя ремень на стол не выложили, как в старые добрые времена, я чувствовала, что сегодня меня будут пороть взглядом, словом, каждым жестом.
Мама сидела за столом, скрестив руки на груди так плотно, словно сковывала себя, чтобы не сорваться на крик. Ее глаза обычно теплые и ласковые сейчас напоминали два осколка льда, прожигающие меня насквозь. Папа стоял у окна, отвернувшись от меня, и хмуро смотрел вдаль, в непроглядную темноту за стеклом. Словно там, среди серых многоэтажек, он искал ответ на вопрос, почему его дочь так бессовестно лжет. В воздухе висело густое, осязаемое напряжение, которое можно было резать ножом, и оно давило на меня, словно плита.
Ну и что ты нам расскажешь, Софья? тихо спросила мама, стараясь сохранить олимпийское спокойствие. Но я слышала, как дрожит ее голос, и понимала: это затишье перед ураганом.