и рассказчик, автор «Алых парусов»
Словом, привлекательность журнала, сделавшего смех средством спасения от «безумного, безумного, безумного мира» и помогавшего людям не сходить с ума от всевластного засилья «любящих баб да блюда» и той бесовщины, что эти «любящие» несли с собой, была поистине велика и вполне заслуженна. Потому что, как об этом точно и тонко написал Саша Черный,
Или Валентин Горянский, помнить о котором и внимательно, с признательностью, читать следует хотя бы только за то, что его муза была едва ли не самой близкой предшественницей музы есенинской
Впрочем, не были сколько-нибудь счастливыми и судьбы других сатириконцев. Покинули родину Аверченко и Саша Черный, Горянский и Тзффи, и еще многие и многие. А те, что остались в России, были в большинстве своем репрессированы. Первым погиб Гумилев, а спустя два десятилетия уже не было в живых ни Бухова, ни Венского, ни Князева, и еще многих и многих.
Что же касается самого «Сатирикона», то русские эмигранты попытались в 1931 году возродить его. И возродили, но всего лишь на несколько месяцев, о чем, конечно, нельзя не сожалеть, поскольку сотрудниками его стали Иван Бунин и Георгий Иванов, Дон Аминадо и Николай Евреинов, Владимир Азов и Борис Зайцев, а художественный отдел составили Константин Коровин и Александр Бенуа, Мстислав Добужинский и Иван Билибин
Будем, однако, благодарны судьбе и за то богатство, что оставлено нам, тем более что оно велико: почти шестьсот номеров первоклассного журнала, которому отдали одиннадцать лет своей жизни лучшие Мастера отечественной сатиры и юмора, сдержав обещание, данное редакцией в самом первом номере:
«Мы будем хлестко и безжалостно бичевать все беззаконие, ложь и пошлость, которые царят, в нашей политической и общественной жизни». Вот почему определенная часть сборника невольно оказалась «удручающе» актуальной и злободневной Но главное все-таки в том, что веселый гений смеха, присущий сати-риконцам, сохранив в их творчестве все самое лучшее, и ныне способен доставлять нам высокое эстетическое наслаждение своим остроумием, жизненностью и художественной выразительностью.
Игорь Мазнин
«САТИРИКОН» И САТИРИКОНЦЫ
Аркадий АВЕРЧЕНКО
Автобиография
Когда акушерка преподнесла меня отцу, он с видом знатока осмотрел то, что я из себя представлял, и воскликнул:
Держу пари на золотой, что это мальчишка!
«Старая лисица! подумал я, внутренне усмехнувшись, ты играешь наверняка».
С этого разговора и началось наше знакомство, а потом и дружба.
Из скромности я остерегусь указать на тот факт, что в день моего рождения звонили в колокола и было всеобщее народное ликование. Злые языки связывали это ликование с каким-то большим праздником, совпавшим с днем моего появления на свет, но я до сих пор не понимаю. при чем здесь еще какой-то праздник?
Приглядевшись к окружающему, я решил, что мне нужно первым долгом вырасти. Я исполнял это с таким тщанием, что к восьми годам увидел однажды отца берущим меня за руку. Конечно, и до этого отец неоднократно брал меня за указанную конечность, но предыдущие попытки являлись не более как реальными симптомами отеческой ласки. В настоящем же случае он, кроме того, нахлобучил на головы себе и мне по шляпе и мы вышли на улицу.
Куда это нас черти несут? спросил я с прямизной, всегда меня отличавшей.
Тебе надо учиться.
Очень нужно! Не хочу учиться.
Почему?
Чтобы отвязаться, я сказал первое, что пришло в голову:
Я болен.
Что у тебя болит?
Я перебрал на память все свои органы и выбрал самый нежный:
Глаза.
Гм Пойдем к доктору.
Когда мы явились к доктору, я наткнулся на него, на его пациента и свалил маленький столик.
Ты, мальчик, ничего решительно не видишь?
Ничего, ответил я, утаив хвост фразы, который докончил в уме: «хорошего в ученье». Так я и не занимался науками.
Отец мой, будучи по профессии купцом, не обращал на меня никакого внимания, так как по горло был занят хлопотами и планами: каким бы образом поскорее разориться? Это было мечтой его жизни, и нужно отдать ему полную справедливость добрый старик достиг своих стремлений самым безукоризненным образом. Он это сделал при соучастии целой плеяды воров, которые обворовывали его магазин, покупателей, которые брали исключительно и планомерно в долг, и пожаров, испепелявших те из отцовских товаров, которые не были растащены ворами и покупателями.
Воры, пожары и покупатели долгое время стояли стеной между мной и отцом, и я так и остался бы неграмотным, если бы старшим сестрам не пришла в голову забавная, сулившая им массу новых ощущений мысль: заняться моим образованием. Очевидно, я представлял из себя лакомый кусочек, так как из-за весьма сомнительного удовольствия осветить мой ленивый мозг светом знания сестры не только спорили, но однажды даже вступили врукопашную, и результат схватки вывихнутый палец нисколько не охладил
преподавательского пыла старшей сестры Любы.