Боярин с гневом взглянул на Федосью.
Оттого именно, что царь к ним благоволит и хочет их возвысить, нам должно погубить их, сказал он. Федосья, немудрено погубить виновных. Для этого не надобно ни чародейства, ни твоей помощи. Я хочу истребить сильных и знаменитых, а кто знаменитее Романовых в Русском царстве! Вину мы им сыщем, а предлог готов. Они родня покойному царю Федору Ивановичу, имеют первое право на престол царский Следовательно, они должны быть обвинены в злоумышлении на погубление царя Бориса Федоровича и в намерении овладеть престолом. Понимаешь ли меня? Свидетелей и улики найдем! Ты поможешь мне, любезная Федосья, не правда ли? Но если хочешь угодить мне, не спорь о Романовых. Они первые должны погибнуть. За ними легко будет обвинить других. Как срубим дуб, орлы разлетятся, орлята сами попадают на землю а место наше!
Делай, что тебе угодно! сказала Федосья.
Боярин взял перо и, написав несколько строк, сказал:
Да погибнет ненавистный род князей Черкасских! Они также свойственники покойного царя и Романовых.
Пиши князей Шестуновых, примолвила Федосья. Князь Федор неотступно просил тебя помириться с женою и бросить меня, несчастную.
Боярин написал и сказал:
Уж коли губить Шестуновых, так туда же дорога князьям Репниным и Сицким, их родственникам и приятелям. Князь Иван Васильевич Сицкой голосит в Думе Боярской и часто отвергает мои предложения. Вечная ему память! примолвил боярин, улыбнувшись.
Ну, так вечная память! повторила Федосья.
Боярин стал снова писать, приговаривая:
Вечная память знаменитому боярину, любимцу покойного царя Ивана Васильевича, Богдану Яковлевичу Вельскому! Аминь!
Что ты это, Семен! воскликнула Федосья. Боярин Вельский друг царя исстари, помог ему сесть на престол, возвысил род ваш
А теперь, когда более ничего не может сделать, так в землю, чтоб не заваливал дороги и не припоминал старины царю Борису. Вечная память!
Вряд ли успеешь! примолвила Федосья.
Так ты поможешь, возразил боярин. С Вельским должны погибнуть князья Милославские, родственники его и старинные приятели. Мои первые злодеи князья Шуйские, которые и в Думе и на пирах явно враждуют со мною и, наконец, клеврет их и друг печатник Щелкалов.
Воля твоя, Семен, но ты затеваешь не по силам! сказала Федосья. Щелкалов старый друг и товарищ царский, добрый и смирный старичишка: он корпит над своими бумагами и не мешается ни в какие дела, кроме посольских. Он прославился заслугами и милостью трех царей от Иоанна до Бориса. Его тебе не удастся свергнуть, да я не вижу, для чего?
Удастся или не удастся увидим, а нужно для того, чтоб дать это место брату моему или взять себе. Он друг Вельского, Шуйских, Романовых вот и преступление!
Пиши князя Бахтеярова-Ростовского, сказала Федосья. Он не послушал просьбы моей и не освободил от правежа купца Голубцова.
Готово, сказал боярин. Но я забыл Карповых, примолвил он. Это старинные враги Годуновых. Пришла пора от них избавиться .
На первый случай довольно, сказала Федосья. Вот уже одиннадцать первостатейных боярских и княжеских родов, а всего будет душ до сорока. Не надобно слишком пугать царя большим числом; ты знаешь, что он неохотно решается на строгие меры, и тут нельзя будет работать исподтишка, как он любит, а надобно будет ударить лицом к лицу, при солнечном свете. Умерь свой жар, Семен! Одиннадцать родов поведут за собою много других, а как начнется дело да розыск, так явятся и доносчики, и свидетели, и улики. Поверь мне, довольствуйся на первый раз этим.
Послушаюсь тебя, делать нечего, отвечал боярин, положив перо, надобно было бы еще вписать десятка два. Но ты правду говоришь, как начнется розыск над первыми родами, то явятся и доносчики. Тогда будет легче работать. Ну, прощай, моя любезная Федосья! Благодарю тебя и вовеки не забуду твоей прислуги. Все твое: и я сам, и все, что имею! Пекись только о том, чтоб я был в милости у царя и мог губить моих завистников, боярин обнял, поцеловал свою любовницу и, свернув бумагу, пошел к себе в дом. Федосья, провожая его до ворот, сказала ему:
Не забудь же, Семен, донести царю, что эти имена я велела тебе написать, смотря в мое стальное зеркало, которое ты у меня видел.
Конечно, это твое дело, примолвил боярин, улыбаясь. Я только посланец твой и исполнитель воли царской!
ГЛАВА II Беглецы. История чернеца Леонида
Когда котел закипел на огне, Леонид сел возле Иваницкого, а Варлаам распростерся на траве
и, вздохнув, сказал:
Господи Боже мой! когда кончатся наши мучения!
Что, уж твердость твоя растаяла на весеннем солнышке? возразил Иваницкий с горькой улыбкой. Беда царевичу Димитрию, если он не найдет в России слуг тверже и мужественнее! Стыдись, Варлаам! При первом опыте ты уже готов отречься от своего государя законного! Ты, служитель церкви, должен подавать мирянам пример мужества, постоянства, самоотвержения в деле общественном, в деле отечества! При сих словах Мисаил приподнял голову и устремил взоры на Иваницкого, который продолжал: