его Булгакову, который, взглянув на сию святыню, приложил ее к устам, перекрестился и сказал:
Клянусь пред Богом и сим крестным целованием утверждаю обет: жить и умереть верным моему господину и государю Димитрию Иоанновичу!
Все единогласно повторили присягу и крестное целование. Булгаков продолжал:
Я сам видел этот крест на царевиче пред отъездом его в Углич; видел, когда он принесен был к князю Мстиславскому немецким мастером, и с первого взгляда узнал его. Пусть погибну телом от мщения Бориса, но хочу жить душою в вечности и не изменю законному царю. Аминь.
Теперь вы прозрели, почтенные князья и бояре! сказал Леонид. Итак, помните, что благо России, царевича и ваше на конце языка вашего. Верность и молчание!
И смерть изменнику! воскликнул князь Шаховской.
Смерть изменнику! повторили все присутствующие.
Не довольно молчать, надобно действовать, сказал князь Татев, не должно вверять никому тайны, но необходимо потребно разглашать под рукою о здравствовании царя законного и приготовлять народ к его пришествию.
Справедливо, но теперь не время, возразил Леонид, нам известны некоторые обстоятельства, которые повелевают молчать до поры. Я скажу, когда надобно будет начать действовать
Воля ваша, подхватил Булгаков, но если князь Василий Иванович Шуйский не будет знать о избавлении царевича и если, узнав, не захочет нам содействовать, то мы ничего путного не сделаем. Один князь Василий Иванович силен между боярами, невзирая на немилость к нему Бориса; силен уважением синклита, духовенства и любовию именитого московского купечества и народа. Князь Василий производил следствие в Угличе и, верно, знает многое, что принужден теперь скрывать. Его свидетельство и содействие было бы важнее сильной рати!
Так я думал и думаю, отвечал Леонид. Но предоставьте это дело времени и небу. Бог образумит князя Шуйского. Ручаюсь вам, что князь Василий будет первым поборником царевича Димитрия Иоанновича.
Скоро начнет светать, а мне нельзя долее здесь оставаться, сказал Иваницкий. Простите, верные и избранные сыны отечества, первые слуги законного государя! До свидания! По первому призыву отца Леонида явлюсь пред вами.
Все бросились обнимать Иваницкого, и Леонид взялся проводить его до дому.
А мы останемся здесь до заутрени, сказал Хрущов, чтоб не подать подозрения, встретясь с недельными на улице. Ныне должно опасаться своей тени; а особенно тому, кто вписан в черную книгу Бориса Федоровича, подобно нам, грешным. Приляжем на чем попало, и если слуги твои застанут нас здесь, то подумают, что водка и романея свалили нас с ног.
Умно и осторожно! примолвил Булгаков, постойте-ка, я сыщу что-нибудь подостлать каждому под бока и в голову. Ради такой вести можно пролежать и целую жизнь труженически, на голой земле.
ГЛАВА III Внутренность царских палат. Сновидения. Снотолкователь
Няня царевны, Марья Даниловна, вдова думного дьяка Воронихина, была нездорова и не выходила из своей горницы. Невзирая на увещания самого царя, царицы, на просьбы своей питомицы, она не хотела следовать советам немецкого врача и принимать зелия, приготовленные руками иноверца, почитая это смертным грехом. Марья Даниловна сидела на своей высокой постели, обложившись подушками, и перебирала четки киевские. В углу комнаты стояла старая служанка, сложив руки накрест.
Каково тебе, няня? спросила царевна, вошедши в светлицу.
Легче, гораздо легче, мое дитятко, милостию Божиею и заступлением его святых угодников. Поправь лампаду и подлей масла, Настасья, пред образом Николая Чудотворца! Разве ты не видишь, что светильня нагорела
в поплавке? Ступай в сени и дожидайся, пока тебя кликнут. Служанка, поправив лампаду, вышла, и няня осталась одна с царевною.
Ах, нянюшка, зачем ты не хочешь принять зелия от немецкого доктора? Ведь он исцелил батюшку, и сам святейший патриарх не гнушается немецкими лекарствами.
Вольному воля, а спасенному рай, мое дитятко: не государю и не патриарху отвечать за мою душу перед Богом. Да не кручинься обо мне, мое ненаглядное солнышко! Мне теперь гораздо лучше, и мой лекарь, чернец, которого ты третьего дня видела у меня, обещал, что я чрез неделю встану с постели. Ведь ты не сказывала никому, ни государю родителю, ни матери царице о посещении чернеца?
Не говорила и не стану говорить, когда тебе неугодно.
Спасибо, милая! Благослови тебя Господи. Да здорова ли ты сама, моя родимая? Ты что-то крепко бледна сего дня. Твою головушку слишком много мучат книжным учением, как будто, прости Господи, тебе быть дьяком!
Ах, няня! если б ты знала, как весело книжное учение! Смотришь на бумагу и видишь все, что делалось и что делается в свете; взглянешь на расписной лист и перед тобою вся земля с царствами, городами, реками, горами! Нет, нянюшка, книжное ученье для меня радость, а не скука.