Говорено было не об отце Леониде, сказал Булгаков, но вообще обо всех нас. И кому ныне можно вполне доверять!
Тому, кто чтит Бога и любит отечество более жизни и всех благ мирских. Тому, кто верен долгу и присяге, сказал Леонид. Я пришел не смущать вас в верности к царскому роду, но утвердить в ней. Да погибнет всякий предатель царской крови, всякий злоумышленник противу власти, Богом установленной! Так, прежде нежели я открою вам тайну, которая возрадует сердце ваше, как возрадовало народ Божий избавление из неволи египетской и пленения вавилонского , вы должны мне дать клятву и утвердить ее крестным целованием, что каждый из вас не пожалеет ни крови, ни живота, ни роду, ни племени для утверждения на престоле Рюриковом роду царского и что в случае, если 6 у которого из вас недостало охоты или смелости на доброе дело, тот будет молчать о том, что услышит, и не откроет дела ни в пытке, ни от прельщения. Вы сомневались во мне, но я доверяю вам и требую от вас крестного целованья, единственно для спасения душ ваших, чтоб вы, по нескромности или по дьявольскому наваждению, не изменили делу святому и не подвергли себя мщению небесному.
Но если это дело царское, то зачем он не избрал своих любимцев для хранения тайны, столь к нему близкой? сказал князь Татев. Тебе известно, отче Леонид, что мы все, собравшиеся здесь мирские люди, если не в явной опале, то, по крайней мере, не любимы Борисом Федоровичем и лишены наших мест и в войске, и в Думе. Если ты поверенный царский, то лучше бы сделал, когда б отыскал других людей на Москве, более любезных Борису Федоровичу. Я хотя не имею никакого злого умысла противу моего государя, но не хочу служить ему иначе, как по явному его повелению. Не желаю знать твоей тайны.
Вот что дельно, то дельно, примолвил князь Шаховской. Если царю Борису Федоровичу угрожает какая беда тайная или если ему привиделось какое злосчастие, у него много ратных и думных людей и без нас.
Зачем нам целовать крест в другой раз на верность? примолвил Булгаков. Мы уже раз присягали ему и служим и терпим, как умеем и как сможем.
Высокие бояре! давно ли вы пили за здравие царя Бориса Федоровича? сказал с улыбкою Пимен.
И опять выпьем, если угодно; но на тайные службы для него не готовы, если не получим от него приказу, возразил Хрущов.
Я до сих пор молчал и слушал, сказал дворянин Иван Борошин, но теперь позвольте и мне объясниться. Отче Леонид! я знаю тебя давно, многократно слыхал от тебя речи, вовсе противные тому, что нам говоришь теперь. Буду откровенен: не однажды ты приводил меня в страх в наших тайных беседах твоими смелыми суждениями о средствах, употребленных царем Борисом Федоровичем к достижению престола, и о делах его царствования. Ныне ты являешься к нам для объявления важной тайны, с которою, по твоим словам, сопряжено благо России и наше собственное, и начинаешь увещанием быть верными и преданными царю Борису Федоровичу. Воля твоя, отче Леонид, но ты и мне даже кажешься подозрительным, особенно введением чужеземца и незнакомца в нашу беседу.
Закон и совесть повелевают знать прежде о том, в чем должно целовать крест: человек отвечает пред Богом и людьми только за добрую свою волю, за дело обдуманное, примолвил дьяк Акинфиев.
Все ли вы высказали? сказал Леонид, тихо улыбнувшись. Если все, то позвольте и мне говорить в свою очередь. Я вам говорил о верности и преданности к царской крови: это долг каждого русского, каждого честного человека, желающего спасения душе своей; но уста мои не произнесли имени Бориса Федоровича.
Не правда ли?
Изъяснись, ради Бога, изъяснись! воскликнул Булгаков.
Целуйте крест на верность и молчание, тогда все узнаете, сказал Леонид хладнокровно, вынул из-за пазухи распятие и поднял его вверх. Несколько минут продолжалось молчание.
Поклянись прежде ты с своим приятелем, пришельцем, что ты не изменяешь нам, не кривишь душою и действуешь по правде и по совести, сказал Булгаков.
Клянусь именем Бога, в Троице Святой единого, что скорее пожелаю погибели душе моей, нежели помышлю изменить вам и вовлечь вас в измену, сказал Леонид, да поможет мне во всем Господь Бог, так как я искренен с вами.
Иваницкий повторил клятву и поцеловал крест после Леонида.
Быть так! воскликнул князь Шаховской. Клянусь сохранить в тайне все, что здесь услышу и увижу, и если изменю клятве, да предаст меня Господь Бог на мучения временные и вечные! Шаховской перекрестился и поцеловал крест.
Куда ты, князь Григорий Петрович, туда и я: хоть в огонь, хоть в воду, сказал Хрущов, произнес клятву и поцеловал крест.
Не нам сомневаться в верности нашего брата, сказал Пимен и также поцеловал крест с Варлаамом.