Когда я приехала проститься с Сузанной, она, казалось, ничего не знала и была спокойна, как и всегда. В уме её не было идеи, что в нее может кто-нибудь влюбиться. Она считала мосьё де-Фрез чем-то в роде скучной и неизбежной принадлежности дороги. В моих глазах, он многого не обещал; но все же это был приятный мужчина, и мои друзья отзывались о нем с отличной стороны.
Через три месяца я переехала на зиму в Рим. Через четыре я услышала о замужестве Сузанны Шалабр. Признаюсь, я никогда не могла понять быстрого
перехода от холодного и учтивого равнодушие, с которым Сузанна смотрела на своего спутника, к чувству любви, которое она должна была питать к человеку, прежде, чем могла назвать его мужем. Я написала моему старому учителю французского языка письмо, в котором поздравляла его с замужеством дочери. Прошло еще несколько месяцев, и я получила ответ следующего содержания:
«Милый друг, милая ученица, милое дитя любимых мною родителей. Я теперь уже дряхлый восьмидесяти-летний старик; я стою на краю могилы. Не могу писать многого; но хочу, чтоб моя рука сообщила вам мое желание увидеться с вами в доме Ами и её мужа. Они просят вас приехать и посмотреть место рождения их старого отца, пока еще он жив и сам может показать вам комнаты. B замке Шалабр я занимаю ту самую комнату, которая была моею в дни моего детства, и в которую каждый вечер приходила моя мать благословить меня. Сузанна живет вблизи нас. Всемогущий Бог благословил моих детей, Бертрана де-Фреза и Альфонса де-Фэ, как он благословлял меня втечание всей моей продолжительной жизни. Я вспоминаю о вашем отце и вашей матери, и, полагаю, вы не рассердитесь, если скажу, что во время обедни всегда прошу нашего священника о поминовения их душ.»
Мое сердце могло объяснить мне вполне содержание этого письмо, даже и в таком случае, если б к нему не было приложено хорошенького письмеца Ами и её мужа. Она извещала меня, каким образом мосьё де-Фэ приехал на свадьбу своего друга, увидел младшую сестру Сузанны и в ней увидел свою невесту. Нежная, любящая Ами скорее могла понравиться ему, чем серьёзная и величественная Сузанна. Маленькая Ани повелительно распоряжалась в замке Шалабр, чему много способствовало расположение мужа исполнять все её прихоти, между тем, как Сузанна держала себя серьёзно и, считая повиновение мужу главным условием супружеского счастья, облекала это повиновение во что-то торжественное, великолепное. Впрочем, обе они были добрыми женами, добрыми дочерями.
Еще прошлым летом вы могли бы видеть старого, очень старого господина, в сереньком пальто, с белыми цветочками в петлице (сорванными хорошеньким внуком); вы бы увидели, с каким удовольствием показывал он пожилой леди сады и окрестности замка Шалабр, переходя с ней от одного места к другому тихими и слабыми шагами.
Здесь! сказал он мне: на самом этом месте, я прощался с матерью, в-первые отправляясь в полк. Я нетерпеливо ждал минуты моего отправления, я сел на коня. отъехал, вон до того большего каштана, и, оглянувшись назад, я увидел печальное лицо матери. Я соскочил с лошади, бросил груму поводья, и побежал назад еще раз обнять мою добрую мать.
Мой храбрый сын! сказала она: родной мой, мой ненаглядный! Будь верен Богу и государю!
С той минуты я не видел ее больше, но я ее скоро увижу; и, кажется, могу сказать, что я был верен и Богу и государю!
И действительно, вскоре после этого он увиделся с ней и, вероятно, рассказал ей все.