Боэмунду действительно удалось собрать войско, и вскоре он начал войну с Византией. Так судьба вновь свела этих непримиримых противников. И как и раньше, и Алексей I, и Боэмунд ни перед чем не останавливались, чтобы переиграть друг друга.
Когда их войска встретились, Алексей, решив не вступать в открытое сражение с Боэмундом, отвел армию за гребни холмов, оставив долину в качестве нейтральной зоны. Император считал, что таким образом он сведет до минимума возможность сношения между своими воинами и воинами Боэмунда, коварства которого небеспричинно опасался Алексей. Попросту говоря, император боялся измены в рядах своего войска.
Но и сам Алексей не прочь был одолеть противника хитростью. Летописец императора, его дочь Анна, свидетельствует: «Мой отец-самодержец не боялся опасностей и много испытал их на своем веку. Однако он во всем руководствовался разумом и, несмотря на свое горячее желание вступить в бой, стремился одолеть Боэмунда иными средствами. Ведь, как мне кажется, полководец не должен во всех случаях стремиться оружием одержать победу, но иногда, когда время и обстоятельства это позволяют, может для завоевания полной победы прибегнуть к хитрости. Да и вообще бывают случаи, когда врага лучше одолеть коварством. Вот и тогда самодержец затеял хитрость».
Желая вызвать разногласия между Боэмундом и его союзниками, а еще лучше, вообще разорвать их союз, Алексей придумал следующее. Он призвал трех самых верных своих сподвижников и выяснил, кого считают самыми преданными и близкими Боэмунду людьми. Алексей заявил, что хочет привлечь этих людей на свою сторону: «Если нам удастся, мы с их помощью внесем раздор во все вражеское войско». Кроме того, он попросил у своих приближенных предоставить ему по одному человеку из числа наиболее преданных и умеющих держать язык за зубами слуг, чтобы отправить письма в стан врага. Такие люди были предоставлены императору.
Алексей составил письма тем троим самым близким соратникам Боэмунда. В них император не только выражал благодарность, но и сулил царские дары, увещевал и в будущем сохранять и проявлять преданность ему и не иметь от него никаких тайн. Таким образом, при прочтении письма складывалось впечатление, что адресат прежде писал Алексею, а это письмо ответ. Император собирался устроить дело так, чтобы эти письма попали в руки Боэмунда. Алексей рассчитывал, что после этого Боэмунд начнет дурно с ними обращаться или даже порвет с ними. Самым же удачным вариантом развития событий было бы, если бы эти доверенные лица восстали против Боэмунда.
Когда предоставленные в распоряжение императора слуги с фальшивыми письмами отправились в лагерь Боэмунда, Алексей отправил еще одного верного человека с приказом скрытно следовать за гонцами,
когда же те приблизятся к вражескому лагерю, обогнать их и явиться к Боэмунду, выдавая себя за перебежчика. Затем, в знак своей преданности, недвусмысленно уличить тех, кому направлены письма. Лжеперебежчик явился в лагерь крестоносцев и поведал все, что велел Алексей, добавив, что гонцы с письмами от императора к «изменникам» должны скоро прибыть. Боэмунд отправил людей перехватить гонцов, изъятые у них письма прочел и пришел в растерянность.
Пока он размышлял, подозреваемых заключили под стражу, а Боэмунд почти неделю мучительно думал, что делать дальше. Вызвать арестованных и высказать им в лицо о подозрениях, имеющихся на их счет? Вызвать после дознания или без дознания? Если они виновны, кого поставить на их место? Ведь все они были людьми знатными и уважаемыми в войске. Боэмунд прекрасно понимал, какой ущерб нанесет опала и поэтому решил это непростое дело так: освободил всех троих из под стражи, приветливо обошелся с ними и сохранил им прежнее положение и при нем, и при войске. Похоже, Боэмунд все-таки раскусил тайный смысл писем Алексея и в очередной раз переиграл изощренного в коварстве византийского императора.
Глава 15. ДВОЙНАЯ МОРАЛЬ «ВОИНСТВА ХРИСТОВА»
Однако под призывами к защите христианской веры скрывались несколько иные намерения Рима. По крайней мере, восточная церковь чувствовала себя вполне уверенно и, во всяком случае, не просила помощи у Рима. Политика западной церкви во многом была чисто прагматической. Религиозные интересы, о которых так красноречиво говорил Григорий VII, вряд ли имели для него, этого политика от церкви, первостепенное значение. Переписка Григория VII свидетельствует, что он не считал нужным настаивать на каких-либо принципиальных различиях между христианством и исламом, когда этого требовали политические интересы Рима. Например, в письме 1076 года к мусульманскому князьку Аль-Насиру в Алжире Папа заявил без обиняков, что «мы и вы веруем в одного Бога, хотя и разными способами», что «мы все равно почитаем Его и воздаем Ему ежедневные хвалы, как Творцу небесному и управителю этого мира». Так Григорий VII добивался от Аль-Насира содействия римским купцам, которые отправились в его владения.
Вернуть греческую церковь в лоно римской, иначе говоря, овладеть богатствами православной церкви, расширить сферу влияния католицизма за счет Византии, насильственным путем включить ее в орбиту папского влияния таковые были истинные цели Григория VII. Папа утверждал в своих письмах, что хотел бы положить душу свою «за заморских братьев-греков». Возможно, и так, но бесспорно и то, что более этого Григорий VII стремился восстановить единство церквей под своей властью ради распоряжения доходами не только католических, но и православных земель.