Все это неблагоприятно влияло на моральный дух армии. Войско, еще не испытавшее ни одного сражение, уже начинало роптать, утомленное долгой стоянкой. Целые дни проводя в праздных разговорах, воины рисовали себе трудности и опасности предстоящего предприятия, считали и преувеличивали число трупов, выброшенных морем на берег. Некоторые даже нарушили свои обязательства и дезертировали из лагеря. Тогда герцог Вильгельм велел тайно хоронить умерших и увеличил отпуск съестных припасов и крепких напитков. Но недостаток деятельности провоцировал уныние, начался ропот, появились высказывания в том смысле, что: «Безрассуден человек, желающий завладеть чужой землей. Богу противны такие замыслы, и Он нас вразумляет, не посылая нам благоприятного ветра».
Однажды Вильгельм велел торжественно вынести из церкви раку с мощами святого и крестным ходом пронести мощи по всему лагерю. Войско стало на молитву; военачальники сделали церкви богатые пожертвования; каждый воин, до последнего, внес свою лепту; и в следующую ночь подул благоприятный ветер и погода прояснилась. Лагерь немедленно снялся, все работы по погрузке были выполнены очень быстро и с большим воодушевлением, так что еще до заката флот снялся с якоря. Четыреста «пассажирских» кораблей и более тысячи транспортных судов вышли в море при звуке труб и радостном крике шестидесятитысячного войска.
По несчастной для англосаксов случайности, английские суда, долго крейсировавшие вдоль своих берегов, в тот самый день, когда пришел флот Вильгельма, вернулись в гавань за съестными припасами. Так, не встретив никакого сопротивления, норманнские корабли пристали к берегу близ Гастингса 29 сентября 1066 года.
Герцог сошел на землю последним. Предание говорит, что, едва ступив на берег, он споткнулся и упал вниз лицом. Раздались голоса: «Храни нас Боже! Дурной знак». Но Вильгельм, вскочив, тотчас сказал: «Что с вами? Чему вы дивитесь? Я обнял эту землю моими руками, и, клянусь Божиим величием, сколько ее ни есть, она ваша». Находчивость Вильгельма мгновенно рассеяла мысли о дурном предзнаменовании.
Войско направилось к Гастингсу и расположилось лагерем рядом с ним. Отряды, посланные в окрестности, грабили и жгли дома. Англосаксы спасались бегством, прятали имущество и скот, толпами спешили укрыться в церквях и на кладбищах в надежде спастись от врагов, таких же христиан, как и они.
Вильгельм пытался сдержать свою армию. «Пощадите то, что в скором времени будет принадлежать вам», говорил он им. Но, дорвавшись до столь долго ожидаемой добычи, норманны продолжали разорять местных жителей, не обращая внимания на святость мест, не уважая священных убежищ.
Гарольд в это время отдыхал от ратных трудов в Йорке незадолго перед этим его ранили в битве . Однако, как только гонец принес известие, что Вильгельм Нормандский высадился на английских землях и водрузил свое знамя, Гарольд двинулся на юг и уже на марше разослал повеления правителям всех областей страны вооружить людей и вести их к Лондону, куда вскоре прибыл сам. Войска с запада присоединились к Гарольду довольно быстро, но северные из-за дальности расстояния опаздывали, хотя были все основания полагать, что в самом скором времени все силы Англии соберутся вокруг короля.
Норманны, прибывшие в Англию еще с королем Эдуардом и недовольные правлением Гарольда, теперь стали шпионами герцога Вильгельма. Они известили его, что Гарольд
может привести с собой сто тысяч человек (!) и что герцогу нужно быть наготове. Однако Гарольд поторопился, решил использовать преимущество внезапного нападение на противника и поспешил к Гастингсу с войском вчетверо меньшим, чем силы герцога Нормандии.
Но лагерь Вильгельма бдительно охранялся, и внезапного нападения не получилось. Передовые конные отряды норманнов, отступая перед неприятелем, вовремя известили своего военачальника о приближении короля саксов; по их словам, он «мчался, как бешенный». Впрочем, убедившись, что намерение захватить неприятеля врасплох не оправдалось, Гарольд умерил свою запальчивость и остановился в семи милях от лагеря норманнов. Для отражения нападения были вырыты окопы и сооружены заградительные палисады. Во вражеский лагерь Гарольд отправил шпионов, говоривших по-французски, чтобы разведать силы и диспозицию противника.
Далее дадим слово средневековому хронисту, монаху Матвею Парижскому: «Тогда Гарольд выслал вперед соглядатаев с поручением разведать о числе и силе неприятельского войска. Они были схвачены в лагере Вильгельма, но тот, предложив им обозреть свою армию, сделал им великолепное угощение и отослал целыми и невредимыми к своему вождю. Когда они возвратились к Гарольду, он немедленно спросил, что нового принесли они? Соглядатаи не могли вдоволь наговориться о благородной доверчивости Вильгельма, потом стали серьезно утверждать, что солдаты его армии похожи с виду на священников, так как у них были выбриты борода и усы. Гарольд улыбнулся, видя наивность рассказчиков. "Это не священники, сказал он, а храбрые и непобедимые в сражениях воины". На это брат его, Гурт, еще молодой, но уже обладавший мужеством и благоразумием, возразил ему следующее: "Если ты сам восхищаешься храбростью нормандцев, то не безрассудно ли тебе вступать в бой с ними, когда на твоей стороне нет ни силы военной, ни права? Ты не можешь отрицать того, что добровольно ли или по принуждению, но ты дал клятву Вильгельму. Итак, ты поступишь благоразумнее, если, при столь опасных обстоятельствах, не доведешь себя до бегства или смерти, с пятном клятвопреступника. Для нас же, не дававших ни в чем клятвы, война дело совершенно законное, потому что мы защищаем свою страну. Итак, представь нам одним сражаться. Если мы отступим, подавленные неприятельской силой, ты будешь в состоянии поправить дело, а если нам придется умереть, ты отомстишь за нас". Но безрассудный Гарольд не внял этим речам. "Я бы опозорил всю свою прошедшую жизнь, говорил он, если бы обратил тыл перед каким бы то ни было врагом"».