Мы слезли с лошадей и пошли сквозь ворота. Внутри город был застроен плотно. Деревянные избы, юрты, мастерские.
У самого центра Сибира бурлил рынок. Вдоль грубо сколоченных лавок и разложенных на земле пологов толпились люди: русские, местные татары, ханты, манси. Кто в кафтане, кто в шкурах, кто в пёстром халате.
На верёвках висела вяленая рыба, на бочках, прикрытые ветками от мух, лежали куски копчёного мяса. Татарин в кожаном переднике ловко орудовал топором, разрубая овечью тушу и что-то объясняя покупателю.
Дальше шли шкурные ряды бобры, выдры, песцы, медвежьи шкуры были разложены по доскам на притоптанной земле. Возле них суетились купцы. Здесь пахло прелым мехом и солью, которой натирали шкуры от гниения. Еще дальше торговали травами насколько я успел заметить, мятой, полынью, иван-чаем, зверобоем и другими.
Старуха в платке расставляла узелки с кореньями и шептала что-то на татарском.
Поодаль были ряды глиняной и деревянной посуды, берестяных коробов, корзин и верёвок. Лежали корыта, ложки, ковши и даже детские игрушки глиняные свистульки и куколки из тряпок. Около этого ряда крутилось много детворы.
Церковь и мечеть находились около стены острога внутренней крепости Сибира, огороженной таким же частоколом из бревен, что и внешние стены. Он представлял собой квадрат со стеной в шестьдесят метров. Даже над воротами, сейчас открытыми, нависли похожие сторожевые башни. Под ними стояли два хмурых казака с саблями и пищалями. Очевидно, в острог пускали далеко не всех. Всего башен было шесть по одной на каждом углу и две над большими воротами.
Вдруг к нам подошел старик. Лет семидесяти, с лицом коренных жителей Сибири. Лицо морщинистое, глаза запавшие, жидкая борода. Одет в темный холщовый балахон, на груди висит кожаный мешочек. На людей старик не смотрел взгляд уставлен куда-то вниз, в землю.
Мы остановились.
С чем ты пришел, Нельмак? спросил Ермак. Было видно, что этого человека сейчас ему не очень хотелось видеть.
Кум-Яхор приглашает тебя к себе, атаман, глухо сказал старик с сильным акцентом. Сам он прийти не может. Его не отпускают духи. С ночи он слушает голос земли и голос неба. Сидит в юрте своей, не ест, не пьёт, только вдыхает дым и слушает. Духи держат его возле себя.
Пусть приходит, как отпустят! хмыкнул Матвей. Шаман вогулов находится в городе только потому, что атаман казаков ему разрешил здесь быть.
Окажется поздно, не поднимая головы, ответил старик. И еще он просил привести с собой казака по имени Максим Задумчивый. Того, кто только что был мертв. И пусть его сопровождают сильные воины.
Ермак и Матвей переглянулись.
Вот оно что, покачал головой Матвей. И откуда он узнал о том, что случилось?
Идем, сурово сказал Ермак.
Он кивнул Луке, и тот, заметно помрачневший, вместе с двумя казаками отправился следом за атаманом и мной. Причем шли они так, будто я стал задержанным.
Нельмак остался на месте.
Недалеко от стены, на пустом пятачке стояла одинокая юрта. Над ней висел легкий дымок, а у порога сидела старая женщина и что-то перетирала в деревянной ступке. Она подняла глаза, посмотрела на Ермака и ничего не сказала.
Жена, бросил Лука.
Ермак махнул мне:
Пошли.
Юрта была широкой, натянутой из оленьих и медвежьих шкур, украшенной висюльками из костей, зубов, птичьих черепов. Воздух внутри густо пах дымом, сушёными травами и чем-то ещё древним, мускусным. В глубине сидел шаман худой, высокий старик лет семидесяти, одетый в шкуры. Кожа у него была тёмная, лицо как кора векового дуба, всё в прорезях морщин. Грудь украшена ожерельем из когтей, сбоку лежал бубен и нож с резным костяным лезвием.
Он не встал, не обернулся, не поприветствовал. Просто сидел, глядя в пол, рисуя пальцем круги на ковре из шкур. Только когда Ермак, Матвей и Лука сели, он медленно поднял глаза. Я остался стоять. Сопровождающие казаки тоже не садились.
Здравствуй, Кум-Яхор, сказал Ермак. Ты пригласил нас, и мы пришли.
Шаман молчал. Я чувствовал на себе его взгляд тяжелый, враждебный, проникающий внутрь. Он произнёс что-то на непонятном языке. Затем он поднял бубен, дважды ударил в него и указал на меня.
Потом медленно, очень медленно, заговорил все на том же странном языке. Голос у него был низкий, гортанный.
Женщина перевела:
В нем появилось зло. Оно пришло из Нижнего мира и может погубить нас всех. Мне сказали об этом духи.
Я вытаращил глаза и едва не выругался. Только этого мне не хватало.
Зло? переспросил Ермак.
Да, перевела ответ шамана женщина. Зло. Его душа темна, она ищет крови, чтоб испить ее своим черным ртом.
И что нам делать? вздохнул Ермак.
Тело это чаша, в которое налита душа. Если разбить чашу, черная душа разольется и уйдет сквозь землю вниз туда, откуда она пришла, и не сможет вредить людям.
Убить? спросил Матвей. Ермак мрачно посмотрел на него, как бы удивляясь, что тот не понял такого очевидного намека.
Я не зло, возмутился я. Это глупость. Никакой крови я не ищу. Что он такое говорит
Спасибо тебе, Кум-Яхор, за совет, произнес Ермак. Решим, как поступить.
Мы вышли из юрты, и казаки по приказу Луки связали мне сзади руки толстым кожаным ремнем.